История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 152

Передавая эти грамоты персидскому послу и зная из донесений Ермолова о враждебных поступках Аббас-Мирзы, граф Нессельроде высказал Мамед-Хасан-хану, что его удивляют слухи, дошедшие до Петербурга. Посол уверял, что все это несправедливо и неосновательно. Не оспаривая права персидского правительства дать у себя убежище царевичу Александру, издавна преданному Персии, граф Нессельроде требовал только, чтобы были положены преграды возмутительным его сношениям с Грузиею и горскими народами. Персидский посол обещал исполнить желания России, но наш министр иностранных дел, не полагаясь на слова Мамед-Хасан-хана, просил Ермолова напомнить о том послу, когда прибудет он в Тифлис. «Без сомнения, – прибавлял граф Нессельроде ^[738], – он (посол), по прибытии на место, донесет обо всем персидскому правительству. Сие, может быть, принудит оное оправдаться.

«Постоянная воля его величества сохранить доброе согласие с Персиею заставляет даже желать сего. Хотя довольно известно, что всякое объяснение оного будет основано на свойственной персиянам гибкой коварности. Но лучше принять оправдание, какое бы оно ни было, нежели оставаться в явном неудовольствии».

Близко зная положение дел и характер правительства, Ермолов не мог разделять взглядов нашего министра иностранных дел. «Известно, – говорил Алексей Петрович, – что относительно царевича (Александра) письменно предупреждал я Аббас-Мирзу, бывши в Тавризе, но с персиянами условия трактата ничего не значат. В столице его (Аббас-Мирзы) все злоумышления против нас приемлются с восхищением и беспрерывно получаю я возможные уверения в дружбе. Видя, что нельзя вразумить правила чести, сношу я подлости, как срочный недостаток, а он доволен, почитая обман непримеченным. Думаю, что нет никакой пользы утверждать персиян в правах давать убежище всем нашим злодеям, от коих ничем не отличается и беглый царевич Александр».

Не предвидя никакой пользы от такого политического поведения, сторонником которого был граф Нессельроде, Ермолов приказал, однако же, находившемуся в Тифлисе генералу Вельяминову напомнить Мамед-Хасан-хану слова, сказанные ему нашим министром иностранных дел, и принять меры к скорейшему отъезду хана из Тифлиса ^[739]. Вельяминов освежил в памяти посла все враждебные поступки Персии против России, но Мамед обвинил в вызове царевича Александра эриванского хана, а во всем остальном отговаривался тем, что мы имеем неверные известия.

– Месяца полтора тому назад, – сказал Вельяминов, – персиянин Багир-бек провез через Ширванское ханство 7000 червонных дагестанским бутовщикам.

– Да, но об этом шах ничего не знает, – отвечал хитрый персиянин, – и я по приезде своем долгом сочту обо всем открыть глаза шаху.

– Вторжение челабианцев, эриванцев и других разбойников в русские пределы, – говорил Вельяминов, – и неудовлетворение персидским правительством жителей за причиненные грабежи ясно показывает невнимание к дружественной сильной державе. Нам легко было бы за такие вторжения отплатить такими же в ваши пределы, но мы, свято сохраняя дружественный союз, воспрещаем делать вторжения, хотя пограничные жители горят желанием отмстить за разбои персиян.

– Челабианцы и персидского правительства не слушают, – отвечал Мамед-Хасан-хан, – а разбои эриванцев происходят от личной вражды сердаря с пограничным вашим начальником князем Саварсемидзе.

Обещая и об этом донести шаху, Мамед спрашивал, пропустят ли Ших-Али-хана, если бы он пожелал отправиться из Дагестана в Персию, но Вельяминов выразил сомнение после всех его неприязненных поступков.

– Вы были в России, – заключил Вельяминов, – видели ее могущество и должны удостовериться, что в неприязненных поступках Персия против России всегда проиграет; следовательно, собственное счастие и спокойствие Персии требуют, чтобы она была с Россиею в мире.

Посол казался убежденным этими словами и обещал употребить все свои силы к восстановлению совершенной дружбы между обеими державами. Обещания эти, конечно, остались пустою фразою. Мамед-Хасан-хан мог передать только все, что видел и слышал в России, но большего сделать он был не в силах из опасения потерять голову.

Получив грамоту императора Александра, Аббас-Мирза не считал более нужным скрывать своей неприязни к России. Он решил заявить претензию на уступку Персии Карабага и думал, что заставит согласиться на то, ввиду возмущения горских народов, для поддержания которых не жалел денег. Чеченцы и лезгины получили довольно значительные суммы на вооружение, и в пограничные провинции назначены были лица, ненавидящие Россию. Эриванский хан был родственником шаха, «которому за деньги все неистовства» были позволены; земли, пограничные с Карабагским ханством, как мы уже сказали, были отданы в управление царевичу Александру, а земли, смежные с Талышинским ханством, убийце князя Цицианова, который всегда был в особенной милости у Аббас-Мирзы и жил в Тавризе.

«Сей выбор принадлежит благородным свойствам наследника, – писал Ермолов ^[740]. – Вот опоры, на которых покоится дружба наша с Персиею. Аббас-Мирза не сомневался, что Государь император не будет противиться воле отца его в избрании его наследником престола; но все его желания стремились к испрошению у его императорского величества признания потому, что сильные в государстве противные ему партии в отлагательстве или умедлении сего признания; заключали надежды свои, что Россия не отвергнет права первородства старшего брата его Мамед-Али-Мирзы. Теперь Аббас-Мирза не имеет причин страшиться противных партий, и они падут непременно, зная решительную волю российского императора; но смею уверить в. с., что не свойство его чувствовать благодеяние. Он выйдет из пределов умеренности, в которых его удерживала боязнь, воспользуется первым благоприятным случаем, и выбор времени не министерству его глупому принадлежать будет, но постороннему влиянию, которому легко будет управлять слабым характером и весьма мелочными его способностями и которого нельзя будет упрекать в незнании делать нам вред».

Алексей Петрович справедливо сожалел, что не успел отклонить признания Аббас-Мирзы наследником и верно предугадывал последующие события. Наследник персидского престола стал усиливать свое значение и, стараясь обратить на себя внимание Порты, выставлял своего старшего брата в самом невыгодном свете. Ему необходимо было расположение турецкого правительства, чтобы в случае внутренних беспокойств отдалить от Мамед-Али-Мирзы всякую помощь. Поведение и поступки Аббас-Мирзы относительно России не могли назваться дружественными, но император Александр признавал необходимым в отношении Персии ограничиваться только охранением прав, предоставленных нам по Гюлистанскому трактату. Далее этого он не имел видов, кроме достижения теснейшего дружества, «снисходя к неразумению и не оскорбляясь невежеством».