История войны и владычества русских на Кавказе. Новые главнокомандующие на Кавказе после смерти князя Цицианова. Приготовления Персии и Турции к открытым военным действиям. Том 5 | Николай Дубровин | страница 75 | LoveRead.ec

– Если будет отдано приказание, – говорил шамхал, – чтобы Дербент и Куба состояли под полной и единственной моей властью, то обещаю, что очищу дорогу от реки Койсу до самой Кубы, и будет там совершенно безопасно.

Тормасов не находил полезным удовлетворить последнему желанию шамхала, хотя и видел, что спокойствие в Кубе и Дербенте не будет восстановлено до тех пор, пока Ших-Али-хан будет пользоваться гостеприимством соседних владельцев и не будет принужден удалиться в Персию. Не имея достаточно средств, чтобы сформировать довольно сильный отряд для действия против Ших-Али, главнокомандующий объявил, что выдаст 1500 червонцев тому, кто доставит Шиха живым, и 700 червонцев, кто принесет его голову.

Это объявление заставило Ших-Али покинуть прежнее местожительство, бежать в Дагестан и искать защиты у Сурхай-хана Казикумухского.

– Если бы ты, – говорил ему Сурхай, – послушал меня давно, то с тобой не случилось бы ничего подобного.

Сурхай обещал собрать акушинцев, лезгин и пригласить уцмия Каракайдагского и кадия Табасаранского для совокупного действия против общего врага. Собрав до 500 человек конницы, Сурхай отправил их в Кубинское ханство, где успел разорить селение Касим-Кенды и увести в плен многих жителей.

Сурхай считался до сих пор независимым и непокоренным. Несколько раз русские войска появлялись в его владениях, но он ловко избегал стычки с ними, старался выиграть время и избежать подданства. На этот раз Тормасов, как только узнал о бегстве Ших-Али-хана в Казикумухское ханство, тотчас же отправил Сурхаю письмо, в котором писал, что без подданства России ему обойтись невозможно и рано или поздно его владение будет присоединено к составу империи. Главнокомандующий требовал, чтобы Сурхай немедленно подписал трактат о подданстве и обещал сложить с него дань, с условием, чтобы хан присылал ежегодно в Тифлис, в знак своей зависимости, по два жеребца, три ковра или другие какие-либо изделия его земли. В случае сопротивления Сурхая в исполнении наших требований Тормасов угрожал запретить всем владельцам, окружавшим Казикумухское ханство и состоявшим в подданстве России, иметь с ним сношение и никого из подвластных хану ни за какими надобностями не впускать в наши пределы. Такое запрещение, писал главнокомандующий генералу Репину, подвергнет владение его «нуждам и лишению самых потребностей для жизни»^[371].

Настоятельное требование Тормасова заставило Сурхая принять на себя личину покорности, и он объявил, что для переговоров готов приехать в Кубу, в Дербент или куда будет назначено. Отправляясь в Баку, главнокомандующий избрал этот город местом свидания, но Сурхай под разными предлогами не ехал в Баку^[372]. Тормасов писал ему письма, требовал ответа, а Сурхай приглашал акушинских старшин сделать, вместе с ним, вторжение в кубинское владение. Заручившись их согласием, он тотчас же изменил свое поведение и отказался от покорности.

«Мы, в числе дагестанского народа, – писал Сурхай в ответ на письма главнокомандующего, – люди вольные, где более удовольствия, туда и держимся; живем по своему желанию, а не под строгим начальством и повелением, дабы все приказания исполнять вскорости. Мы не те люди! О сем вас уведомляем, – будьте известны, что желания вашего, которого от меня требовали, исполнить не можем»^[373].

Письмо это не удивило Тормасова, «ибо известно, – писал он, – что с сим народом можно говорить осенью и зимой, потому что они в сие время всегда бывают сговорчивее, и можно тогда из них все делать; в летнее же время обыкновенно у них болят головы от ветров»^[374].

Главнокомандующий положил, не возражая Сурхаю на последнее письмо, сохранять с ним до времени дружественные отношения, не допустить его до соединения с Ших-Али-ханом Дербентским, наблюдать за его поведением и с кем он будет иметь связи. Так довести дело до осени, когда снова напомнить о трактате и принять меры к тому, чтобы к весне он был непременно подписан.

Между тем 8 сентября состоялось свидание Сурхая с Ших-Али-ханом, на котором присутствовало до 50 акушинских старшин. Собрание решило через десять дней собраться для нападения на Кубу. Генерал-лейтенант Репин старался расстроить замыслы противников и приказал майору Рябинину с тремя ротами, двумя орудиями и 30 казаками занять крепкий пост, неподалеку от кубинской крепости^[375].

20 сентября Рябинин выступил с отрядом в деревню Зиахур и потребовал к себе старшин из деревни Сторжал, куда переехал на жительство Ших-Али-хан. Деревня эта ни от кого не зависела и управлялась юсбашами. Испуганные приходом русских войск, старшины явились с покорностью и приняли присягу на верность.

Присяга эта была не по вкусу Ших-Али. Скрывшись в глубине Дагестана, он искал помощи Персии и приглашал лезгин к нападению на Кубу. Ших-Али все еще надеялся быть владетелем ханств Дербентского и Кубинского. Полагаясь на обещания Баба-хана принять под свое покровительство и защиту всех желающих противиться России, бывший хан Дербента просил прислать ободряющий фирман повелителя Персии ко всем табасаранским и каракайдагским старшинам и народу. В этом фирмане он просил написать, что тегеранский двор одобряет подвиги, понесенные за веру в борьбе с русскими; что за такие поступки все противящиеся России получат денежное награждение, халаты, жалованье и в особенности будут награждены те, которые содействуют Ших-Али и впредь не выйдут из его повелений^[376].

Жалуясь Баба-хану, что табасаранский кадий и шамхал Тарковский находятся на жалованье у русских, Ших-Али хвастался своими мнимыми победами и уверял, что дела наши в Закавказье столь плохи, что если Баба-хан, до уборки хлеба, прибудет со своими войсками в старую Шемаху, то легко выгонит русских. Ших-Али писал, что если властитель Персии запасется на четыре года провиантом и двинется на Кизляр и Астрахань, то легко может покорить всю Россию. Хотя Баба-хан и не простирал свои виды так далеко, но, веря сообщениям о слабости русской власти за Кавказом, мечтал о возможности возвратить Персии потерянные ею мусульманские провинции. Опутанный ложными донесениями и бесконечной лестью, он счел выгодным воспользоваться обстоятельствами и прервал переговоры с нашим правительством.

Настаивая на отправлении посольства в Петербург, персидское правительство не имело чистосердечного намерения вступить в мирные соглашения с Россией. Оно желало только продлить время, заняться внутренним устройством и собраться с новыми силами.