Мингрельская дорога, на протяжении более ста верст, не только не имеет жилья, но тропа ее то и дело теряется то в быстрых водах Ингура, то перед скалами, то в пропастях. «Часто один только корень дерева служит сообщением через бездонную расселину, часто только ловкость, сила и опытность проводников могут поднять путника на отвесный утес, а там, на вершине гор, вьюга, метель могут погубить и схоронить его в глубоких снегах, вдруг наносимых ветром».
Крутые скаты гор, покрытые снегом, представляют очень часто возможность спуститься только одним способом, хотя и общеупотребительным на Кавказе, но тем не менее крайне опасным. Проводники складывают вчетверо свои бурки, кладут их на снег, садятся на них сами и, протянув ноги в виде дышла, спускают таким образом путешественников.
Случается пробираться по берегам рек там, где горы обрываются так отвесно, что ни идти по ним, ни обойти их нет никакой возможности, и тогда, по необходимости, пробираются подле самых пенящихся волн реки. При высокой воде и этот путь невозможен; тропа, имеющая ширину одного фута, покрывается тогда водой.
Путнику часто приходится то пробираться через густые леса, то подыматься тысяч на девять футов над поверхностью моря, в такие места, где прекращается растительность, то спускаться на 3 тысячи футов в боковые теснины. Надо много навыка и верный глаз, чтобы не запутаться в лабиринте гор; необходима привычка, чтобы двигаться по карнизам скал, висящих над бездной, спускаться по обрывистым и почти отвесным ребрам гор, переправляться через клокучие потоки и спускаться несколько сажен на железных крючьях, держась за веревку. Переправы через реку совершаются по первобытным туземным мостам: несколько перекладин, перевитых дырявым плетнем, составляют мост, не имеющий перил. Несмотря на то что подобные мосты качаются от всякой тяжести и что часто перекинуты над бездной, они до такой степени эластичны и прочны, что наши войска переправлялись по ним с обозами и артиллерией.
Непогоды в горах производят ужасное действие. С появлением туч громовые удары, непрерывно повторяемые ущельями, потрясают горы своими раскатами; гроза набегает мгновенно; молния, рассекая воздух по разным направлениям, ударяет в стоящую на вершине огромную одинокую сосну, или раскалывает ее вдребезги, или охватывает пламенем…
В климатическом отношении долина Ингура и притоки Цхенисцхали чрезвычайно различны. В долине растет хлеб всякого рода, фруктовые деревья, виноград в изобилии, клен, чинар, дикая черешня, каштаны, яблони и груши. Густые леса этой местности обвиты хмелем, плющом и представляют во многих местах, в особенности по берегам рек, великолепные, почти девственные леса, по которым сванет пробирается с топором в руке. По скатам гор находятся отличные пастбища, прерываемые во многих местах строевым лесом.
Подвигаясь по долине Ингура по мере поднятия, чем ближе к Эльбрусу, тем климат и сама местность делается более суровой. Здесь уже не видно винограда; кроме диких яблок и груш другие фрукты неизвестны; сосна, ель и мелкая корявая береза составляют одни все леса, которые тянутся по скатам гор и в ущельях. Берега Ингура покрыты тощим кустарником и изредка лиственным лесом, орешником, дубом и липой.
В самых возвышенных местах пшеница не растет, и во многих селениях жители сеют один ячмень.
К обработке полей приступают не ранее июня, потому что только к этому времени кончается таяние снега. Так, в селении Жибиани с 15 июня начинается сенокос, а начало жатвы бывает не ранее сентября. Здесь сеют исключительно ячмень и по большей части не ожидают его зрелости, а чтобы он доспел, кладут в овины и не молотят до тех пор, пока он хорошенько не промерзнет. Посевы ржи в самой верхней долине Ингура попадаются редко, а огородной зелени совершенно нет. Ниже впадения в Ингур речки Квириши и Местия-Джалай, в обществе Местия, рожь уже начинает преобладать перед прочими посевами и появляется просо.
Вообще Дадиановская Сванетия, лежащая не выше трех тысяч футов над уровнем моря, отличается умеренным климатом; жители ее смуглы, и черты лица их мягки. В вольной Сванетии климат суров, зима настает нередко в середине октября, и жители ее по большей части белокуры, с суровыми чертами лица. Впрочем, в Сванетии, как и во всякой горной стране, много климатических особенностей, в зависимости от которых находится и земледелие ее жителей. Склонные к земледелию, сванеты содержат свои поля очень чисто, и в них плевела попадаются весьма редко.
Сванетия более населена и лучше обработана, чем многие из горских владений. Ничтожность промышленности заставила народ обратиться к единственному источнику пропитания и богатства – хлебопашеству, и надо сказать, что труд землевладельца вознаграждается достаточно. В течение пяти весенних, летних и осенних месяцев сванеты некоторых обществ успевают два раза косить сено; в августе убирают хлеб, а в сентябре сеют озимую пшеницу.
Здесь земледелие составляет главное богатство жителей. Земли у них достаточно, и каждый, имея свой участок, может продать его не иначе как с согласия родственников. Иногда владелец, отдавая свою землю в аренду, пользуется половиной урожая.
Неудобство сбыта хлеба и лень заставляет каждого домохозяина сеять столько, сколько нужно для пропитания семейства, тем более что большая часть пашни доступна только для пешехода, и то с трудом. Пашни обрабатываются не плугом, а кирками; сенокосные места орошаются водопроводами. Перевозка дров, хлеба и сена совершается летом и зимой на полозьях. Несмотря на тучность и обилие лугов, скота мало, потому что для домохозяина весьма затруднительно содержать его в течение продолжительной и суровой зимы. Скотом их снабжает Мингрелия и кавказские народы, обитающие по северному скату Главного хребта.
Сами сванеты содержат стада коз, но незначительные стада их рогатого скота отличаются хорошим качеством и ростом. Лошадей очень мало. Во всей Вольной Сванетии, по показанию Бартоломея, считалось от 12 до 20 лошадей. Лошадей туземцам заменяют волы, которые запрягаются в сани и зимой, и летом; в Вольной Сванетии не знают о существовании колеса.
Лесом владеют каждый порознь, и никто не может пользоваться чужим участком без согласия на то хозяина; за право пользования им платится десятая часть. В лесах очень много дикого меда; возвышенности гор наполнены турами и дикими козами, а реки изобилуют рыбой, в особенности форелью, но о рыболовстве сванеты не имеют понятия.
Вся торговля их находится в руках евреев-лахамульцев, живущих в числе 50 дворов в Княжеской Сванетии. Несмотря на то что лахамульцы исповедуют христианскую религию, говорят на местном языке и имеют попов, сванеты ненавидят их, не имеют с ними общения, и никто не станет есть не только вместе с лахамульцем, но не будет есть даже мяса от зарезанной им скотины.
Сами сванеты занимаются торговлей очень мало: накупив ситца, бумажных материй и прочих изделий, сванет несет их на себе на северную сторону гор, в Карачай, Уруспий, Чегем и Хулам, где продает или выменивает на войлоки, бурки и черкески. Все это тащит обратно в Лечгум на продажу и на вырученные деньги покупает себе в Мингрелии одежду, соль, железо, медь, перец, серебряную монету, табак и проч.