Не прощаюсь - читать онлайн книгу. Автор: Борис Акунин cтр.№ 66

– Я люблю всё, что любишь ты, – кротко молвила она, вспомнив, как Кити разговаривала с Левиным. – Значит, полюблю и твоего японца.

Сама же подумала: какие пустяки. В ее распоряжении имелись рычаги влияния, не доступные никакому другу. И прибавила, свирепо:

– Я люблю тебя так, как никто никого никогда не любил!

И тут вместо того, чтоб ответить столь же страстно или по крайней мере неизобретательно прошептать «я тоже», он пробормотал нечто загадочное:

– Елизавета Т-Третья? Это уж будет чересчур…

Мона села, взяла его двумя руками за горло и потребовала немедленно объяснить, что значат эти слова.

Объяснял он долго и нескладно, несколько раз пытался по-черепашьи спрятаться в панцырь или по-ежиному ощетиниться, но Мона, конечно, не отстала, пока всего не выяснила.

Тогда отодвинулась и стала думать.

Что обеих его жен тоже звали «Елизаветами» – это хорошо. Значит, у него такая, как ее, карма.

Что оба брака паршиво закончились – это плохо. Хотя разве было бы лучше, если б они оказались удачными?

И вообще: бог любит троицу. А еще надо дать ему то, чего Елизавета Первая дать не успела, а Елизавета Вторая не смогла или не пожелала.

В ту же секунду Мона с легкостью решила вопрос, над которым веками ломали голову мистические философы: как воплотить бесплотное и уловить неуловимое.

А очень просто.

Крепко обволакиваешь неуловимого, берешь маленькую его частицу в плен своего тела и выращиваешь из этой крохи полную свою собственность. Конечно, придется пересмотреть свои принципы, изменить отношение к проблеме размножения, но принципиальность – удел умных мужчин и глупых женщин.

Волнуясь из-за затянувшегося молчания и сильно заикаясь, он робко спросил:

– Я не д-должен был г-говорить про «Елизавету Третью». Я всё испортил? Что я могу сделать, чтоб ты меня п-простила?

Мона повернулась, погладила его по щеке.

– Я, может, и Третья, зато последняя. А прощу я тебя при одном условии. Если у тебя осталось еще немножко энергии Ки.

На следующий день они плыли через владения какого-то атамана Ковтуна. Здесь недавно прошла война, и встречные деревни были трех видов: безлюдные, мужские и женские.

От безлюдных пепелищ Мона отворачивалась, не хотела омрачать свое нескончаемое прекрасное мгновение. В мужских деревнях на берег выходили люди с оружием, приказывали пристать. Эраст предъявлял им пропуск директора Жовтогуба, и баркас следовал дальше. В женских деревнях – тех, где никто ружьями не размахивал – Мона выходила на берег. В одной купила на остаток зеленошкольских денег еды, в другой обменяла дурацкое цветастое платье на стеганое одеяло – чтобы мягче лежалось на дне лодки.

А близко к вечеру, с правого берега, из-под свисающих над водой ив, закричали:

– Гли, барин с барыней на лодочке! Эй, шляпа, греби суды!

Там трое каких-то поили лошадей, трясли карабинами.

– Не волнуйся, – сказал Эраст. – Покажу бумагу, поплывем дальше.

Направил баркас к берегу.

– Мы плывем с заданием от директора Жовтогуба. Вот пропуск.

Один взял документ, небрежно глянул, швырнул на песок.

– Плевать на твово директора. Мы сами по себе. Мамзель, прыгай к нам. А ты давай, спинжак сымай. И чоботы.

Фандорин вздохнул, встал, снял пиджак.

– Извини. Это недолго.

Страшно Моне не было. Скорее интересно.

Эраст Петрович легко перескочил на берег, одной ногой едва коснулся земли, а вторая, описав дугу, ударила грубияна в скулу. Тот выронил карабин и еще не успел свалиться, как Фандорин, прокрутившись на каблуке, двинул второго локтем в глаз.

– Браво! – крикнула Мона. – Бис!

Но биса не вышло, потому что третий бандит (а это без сомнения были обычные бандиты, раз «сами по себе»), кинув оружие, бросился наутек через кусты.

Ушибленные лежали тихо, но убегающий голосил:

– Братцы! Братцы!

Где-то заржали лошади. Много.

Эраст подобрал один из карабинов, прыгнул обратно в лодку.

– Не будем навязываться, – сказал он. – Там еще и братцы какие-то.

Трр, трррр, трррррррррр, – заурчал мотор.

Лодка начала разгоняться.

Скоро ивняк кончился, открылось поле.

На поле было нехорошо. Там неслись галопом всадники, пылила тачанка, разливался разбойничий свист.

Баркас резко повернул к другому берегу.

– На воде нас посекут пулеметами, – быстро объяснил Эраст. – Надо вылезти и укрыться. На нос!

Взял ее за руку. Одновременно с тем, как лодка ударилась в берег, оба прыгнули. Побежали.

Да-да-да-да-да! – раскатилось над рекой.

Мона покатилась по траве – это Фандорин сильно дернул ее за руку.

Над головой зашуршал воздух.

– Ты ползать умеешь?

– С двух лет не пробовала, но вспомню, – ответила Мона. Ей нисколечки не было страшно. С ним она ничего, совсем ничего не боялась.

Поползли. Вокруг хрустела и падала срезаемая пулями трава.

– Вот ведь п-пристали, – пробормотал Эраст, приподнимаясь и оглядываясь.

Мона тоже посмотрела.

Из реки торчали людские головы. Над каждой вытянутая рука, в ней винтовка.

– А бегать? Надо добраться вон до той балки. Там нас пулемет не достанет.

– Я велосипедистка. У меня знаешь, какие ноги сильные?

– Знаю. Три-четыре!

Помчались, держась за руки. Как в детстве, подумала Мона. И еще подумала: а мгновение все равно прекрасно, даже такое.

Скатились вниз по некрутому склону. Перешли на быстрый шаг.

– Куда мы?

– Видела на поле курган с каменной бабой?

Баба на кургане

Она помотала головой. Вперед она не смотрела, только под ноги.

– Там и заляжем. Если эти сунутся – им же хуже.

Вылезли из балки, пригнувшись взбежали на небольшой холм.

– Спрячься за б-бабу. И не высовывайся.

Но Мона, конечно, высунулась.

По полю, растянувшись в цепь, бежали люди. Они казались смешными коротышками, потому что их по пояс закрывала трава.

– Совсем как тогда, – сказала Мона.

– Когда «тогда»?

– Когда вы с мамой убегали от башибузуков. Помнишь Варю Суворову? Я ее дочь.