– Откуда ты все это знаешь? – поинтересовалась я. – Ты словно ходячий учебник по искусству.
– Эпоха Возрождения – любимая тема моей итальянской бабушки. Моя мами просто с ума сходит по Рафаэлю, Леонардо и Микеланджело. Порой мне кажется, эта страсть перешла ко мне как наследственная болезнь.
– Это здорово… – пробормотала я. Мне хотелось сказать тебе, что у меня папа искусствовед и что у меня все в точности наоборот: я возненавидела из-за него все, что касается искусства. Но я промолчала, во-первых, в тот прекрасный день, полный объятий, поцелуев и созерцания шедевров, созданных рукой человека, мне не хотелось вспоминать о плохом. Во-вторых, кто сказал, что я ненавидела искусство? Ты водил меня по залам музея Ватикана, в коллекцию которого входили и Кандинский, и древнеегипетские статуи. Я держала твою руку и наслаждалась этим походом всем сердцем. А факты о Сикстинской капелле и твой шепот до сих пор вспоминаю с невероятной теплотой и с часто бьющимся сердцем. Мне кажется, вместе с любовью к тебе во мне проснулась и любовь к искусству. Ведь твои глаза так сверкали, когда ты смотрел на все это.
– Правда, феноменально, что это все создал человек? – хрипло сказала я, и ты кивнул.
– Именно это поражает и пленяет меня больше всего. Все это сделано руками человека. В эти моменты я начинаю осознавать, что люди невероятно талантливы и для человека нет невозможного.
Я держала тебя за руку. Мне хотелось спросить тебя, правда ли я невероятная? Был ли ты честен, когда первый раз поцеловал меня? Полна ли я возможностей? Возможностей полюбить и быть любимой. Именно это интересовало меня тогда. Но, конечно, я ничего не спросила, ты продолжал крепко держать меня за руку, я смотрела на статую, которой было несколько сотен лет, стояла в невероятно красивом соборе и была благодарна Вселенной, как никогда в своей жизни. Я благодарила ее за встречу с тобой, Адам.
Во второй день нашего пребывания в Риме я еле открыла утром глаза. Ведь мы заснули часа в четыре утра, долго переписываясь. Вайфай так и не починили, но благодаря тебе у меня был интернет 4G. Я даже не помню, о чем мы так долго говорили. Будто весь день не пробыли вместе, словно боялись расстаться даже на несколько часов. Я помню, как засыпала с мыслями о тебе, сон победил, и я сдалась ему в плен, не желая этого, но не в силах сопротивляться. Ты вновь ждал меня в девять утра внизу у стойки регистрации. В тот день я надела то голубое платье, которое купила во Флоренции. Погода обещала быть сказочной, я накрасилась, распустила волосы и побежала по лестнице – не могла даже дождаться лифта, так сильно мне хотелось увидеть тебя. Я подбежала к тебе и крепко обняла. Ты не ожидал этого и уронил папку.
– Вот это я называю доброе утро, – с довольной улыбкой сказал ты и поцеловал меня в губы. Я ответила на поцелуй страстно, с вожделением, казалось, я сильно соскучилась по тебе, несмотря на то что расстались мы всего десять часов назад.
– В этот раз ты взял с собой папку? – оторвавшись от тебя, поинтересовалась я.
– Хочу порисовать сегодня.
Помню, мне позвонила мама, я показала тебе жестом молчать. Ты, как последний клоун, встал по стойке смирно, отдал мне честь и одними губами беззвучно произнес:
– Есть, сэр!
Я еле подавила смех, отвечая на звонок. Мама поинтересовалась, как у меня дела, достаточно ли денег я взяла с собой и когда я планирую возвращаться назад. Если честно, я старалась не думать, что у меня осталось всего два дня с тобой, Адам. Но своими расспросами мама вернула меня с небес на землю.
– Я возвращаюсь послезавтра, – сказала я и видела, как ты нахмурился. Я закончила разговор и взяла тебя за руку. На тебе была голубая майка и темно-синие потертые джинсы. Ты как ни в чем не бывало нацепил на глаза очки, которые делали тебя похожим на рок-звезду, в очередной раз взъерошил волосы и, поудобнее ухватив папку, начал рассказывать о наших планах на сегодня. Мы долго гуляли, где-то останавливаясь, ели мороженое. И все это время я наблюдала за тобой. Рим с его граффити на стенах и мусором на улицах больше не вызывал во мне брезгливости. Все было прекрасно: солнце, зеленые деревья, итальянская речь, звучащая в кафе и магазинах, твоя теплая рука в моей руке, архитектура, здания и площади с фонтанами и толпой туристов. Я влюбилась в Рим, в его руины и древность, в его церкви и вечно опаздывающие автобусы. Помню, я остановилась, и ты бросил на меня непонимающий взгляд.
– Что такое? – спросил ты, и я не знала, что ответить. Мы тогда стояли на широкой красивой площади, я оглянулась вокруг, справа кафе и рестораны, набитые туристами террасы прямо под открытым небом, шумные разговоры посетителей. Слева большая церковь с прекрасным куполом. Посередине огромный фонтан, вокруг которого собралась толпа. А рядом со мной ты, самый прекрасный итальянец из всех, кого я встречала. Собственные мысли казались мне абсурдными, нелепыми, слишком романтичными.
– Как называется эта площадь? – спросила я, стараясь не смотреть на тебя.
– Пьяцца Навона, – ответил ты и приобнял меня, – я тоже обожаю ее за атмосферу праздника, есть в ней что-то дарящее радость.
– Какие факты о ней ты знаешь? – с хитрой улыбкой поинтересовалась я, и ты хмыкнул.
– Она возникла на руинах стадиона Домициана. Этот высокий фонтан называется фонтан Четырех рек. – Затем ты указал на купол: – Церковь Сант-Аньезе-ин-Агоне.
Мы подошли ближе к фонтану.
– Неужели это и есть вся информация об этом месте? Точно не впечатляет.
Ты рассмеялся и обнял меня.
– Я люблю Рим за то, что он словно галерея под открытым небом. Фонтан – работа Бернини, – начал ты.
Я подняла голову и посмотрела на высокий обелиск: под ним мастер сотворил из камня пещеру, белый мрамор волной взмывал вверх, на ней восседали четыре массивные фигуры.
– Семь фактов? – заинтригованно спросила я, и ты задумчиво почесал подбородок.
– Не знаю, наберется ли семь. Но кое-что точно знаю.
– Например?
– Например. Я помню, что заказчиком этого памятника был Иннокентий X, папа римский – глава семьи Памфили, еще знаю, что обелиск датируют первым веком нашей эры, он был привезен в Рим императором Каракаллой из Египта. Грани обелиска украшены изображениями правителей Рима, которые одеты как фараоны. Это своеобразный символ превосходства христианской веры над язычеством.
– Как претенциозно! – гнусавым голосом заявила я. – А почему «фонтан Четырех рек»?
– Статуи символизируют богов четырех великих рек того времени, – ты взял меня за руку и повел по кругу, указывая на скульптуры: – Дунай, Ганг, Ла-Плата и Нил. Смотри, – ты кивнул в сторону одной из них, – Дунай держит в руке свиток с высеченными эмблемами папства и геральдическими символами рода Памфили. Под изваянием Ла-Платы лежат монеты – символ процветания Америки. Ганг держит весло – символ развитой навигации Индии. А у Нила закрыты глаза, словно он не может смотреть на здание перед собой. Таким образом Бернини выказал неуважение своему сопернику Борромини. Ведь напротив статуи Нила возвышается его творение. – Ты показал на церковь Сант-Аньезе.