– Буэнасейра! – громко крикнул ты, добавив что-то еще на итальянском.
Мы сели за столик, я сняла с себя насквозь промокший пиджак и подняла волосы, с которых текло ручьем, в высокий пучок.
– Тебе идут собранные волосы, – сказал ты, и я покачала головой.
– Я сейчас похожа на мокрую курицу – не самое лучшее время для комплиментов.
– Брось, Лили, – ты поиграл бровями, – девочки в мокрых маечках частенько получают комплименты от мальчиков.
– От мальчиков в мокрых маечках? – с сарказмом поинтересовалась я и смерила тебя взглядом. По правде сказать, твоя майка тоже была насквозь мокрой. Она обтянула твою грудь. Мокрые волосы ты убрал назад, открыв высокий, красивый лоб. Ты был чертовски привлекательным, темные глаза, в которых искрится веселье, полные губы, на которых виднелась легкая усмешка. Мне так сильно захотелось тебя обнять. Приступ нежности застал меня врасплох.
– Ты пялишься на меня, – самодовольно заявил ты, и я с вызовом приподняла подбородок.
– Ты тоже!
– Не спорю, на тебя смотреть одно удовольствие.
– Ой-ой, какой сладкоречивый! – съязвила я.
– Вас девушек пойди пойми, делаешь комплименты – реакция ой-ой! Не делаешь – реакция ай-ай!
– Это что за «ой-ой», «ай-ай»? – Я расхохоталась, и ты улыбнулся.
– Что будешь есть, Лили?
– «Маргариту».
– А что будем пить?
– Бокал розе, – без колебаний ответила я.
– Понял-принял, – весело произнес ты и передал наш заказ официанту, выбрав себе пиццу «Четыре сыра». Нам принесли бокалы с вином и хлеб.
– Sante! – провозгласил ты, и мы чокнулись бокалами, а после прожевали кусочки свежего багета.
Пиццу принесли быстро, она была неидеальной, смешной овальной формы, но пахла божественно, я полила свою острым соусом, и ты сделал то же самое. А затем мы стали делиться друг с другом.
– Пицца считается любимой едой каждого второго жителя нашей планеты, – сказал ты, а я, выпив вина, с сомнением спросила:
– Что, правда?
И ты улыбнулся – как же я обожаю твою улыбку, Адам!
– Откуда мне знать! Я уверен, что большинство людей любит пиццу. Но опросы не проводил, к тому же я принципиально не верю в статистику и в подсчеты разных ученых.
– Еще один принцип вылез наружу, – усмехнулась я.
– О да, но я также могу рассказать тебе два факта о пицце.
– Я вся внимание!
– Первый: раньше пицца была едой для бедных, второй – ее тесто месили ногами!
Я уставилась на тебя во все глаза.
– Ногами?! Ты точно шутишь!
– А вот и нет, именно ножками и месили. Тесто месить в большом количестве сложно, а итальянцы известные лентяи, – ты усмехнулся. – Хорошо, что традиции порой меняются.
– Согласна. За смену традиций, пожалуй, стоит выпить.
– Да, – подхватил ты. – За то, чтобы тесто для пиццы не месили ногами! – продекламировал ты громко, и я с улыбкой коснулась твоего бокала своим.
– Дзынь!
Ты так много рассказывал про смешные гастрономические традиции, честно говоря, я все не запомнила. Но мне было так хорошо с тобой, Адам. Очень нравилось слушать тебя, говорить с тобой. Мне было так уютно в этом маленьком кафе с пластиковыми столиками и стульями. Вкусная пицца, приятное вино и лучший в мире собеседник – что может быть лучше? Даже сейчас вспоминаю об этом вечере, и в груди разливается тепло. Мы очень долго сидели, хотели переждать ливень, но поняли, что он не скоро закончится.
– Дождь даже меньше не стал, так и льет стеной, – возмущенно пробормотал ты.
– Наверное, будет идти всю ночь.
Перед уходом я решила привести себя в порядок, а ты тем временем оплатил счет, разозлив меня. Называй это глупыми феминистскими замашками, но мне было неловко.
– Я могу сама за себя заплатить! – возмущалась я. – В наше время счет делят пополам, если вдруг ты не курсе!
– Лили, у меня к тебе вопрос. Представь, «Титаник» тонет! Кого первыми спасут, предоставив место на шлюпке?
Я немного растерялась, не поняла, почему ты сменил тему разговора, а ты, улыбнувшись, потрепал меня по щеке.
– Ответ: женщин и детей. Я за равные права всех жителей этой планеты. Но тот факт, что я оплатил твою пиццу, никак тебя не ущемляет, и тот факт, что в случае катастрофы мужчины – последние, кого будут спасать на «Титанике», тоже не ущемляет твое достоинство. Женщины и дети пойдут вперед, мы после.
– Тебе нужно идти в политику, – погрозив пальцем, сказала я, – честно, так виртуозно сменить тему с оплаты счета на катастрофу мирового масштаба. Это каков талант!
Ты наклонился и чмокнул меня в щеку.
– Позволь мне поиграть в джентльмена!
Я замерла, поцелуй был таким невинным, но невероятно нежным.
– Готова вновь мокнуть? – тихим шепотом спросил ты, и от твоего голоса я покрылась мурашками.
– Готова, – еле слышно пробормотала я, и на счет «три» мы побежали.
Как только мы вышли из-под навеса, по нам ударил дождь. Но холодно не было, воздух казался теплым. Я крепче схватила тебя за руку, чтобы не упасть, а ты прокричал:
– Нам надо на автобусную остановку!
Я слегка обрадовалась в надежде, что можно будет спрятаться под навесом автобусной остановки, пока не обнаружила, что в Риме остановки – это знак с номерами автобусов: никаких лавочек и навесов. Мы простояли там как минимум четверть часа, снова насквозь промокли, вода стекала с меня ручьями, а мы все стояли и ждали автобус. Он должен был прийти через две минуты, которые в итоге плавно растянулись на двадцать.
– Теперь мы точно знаем, что в дождь не стоит ждать автобусов, – с улыбкой сказал ты, держа куртку над нашими головами. Я стояла на бордюре, и все равно ты был чуть выше меня. Я подошла к тебе совсем близко и обняла тебя, положив голову на плечо.
– А долго нам идти до моего хостела? Ведь тебе нужно забрать папку.
– Минут двадцать пять, думаю, мы уже дождемся автобуса.
Я посмотрела вокруг, площадь Венеции сверкала огнями, весь город сиял вечерними огнями, в лужах отражался свет фонарей. Монумент короля сверкал во всем своем масштабе.
– Я очень люблю города ночью, – призналась я, – люблю, когда в темноте все светится, таинственно сверкает, ночью каждый город становится еще прекраснее.