– О да, детка! Ты видишь это! – весело заявляет Эмма и звонко смеется.
– Булочки в форме пениса? – озадаченно бормочу я, а Полин с Эммой начинают хохотать на всю улицу.
– Маре – гейский квартал! А месье Ришар Легей решил использовать свою фамилию и открыл уникальную в своем роде булочную!
– Теперь ты должна зайти и попросить une baguette magique – багет «Волшебная палочка». И угадай, что именно они тебе завернут? – хихикая, словно трехлетний ребенок, говорит Эмма.
– Ну уж нет, – упираюсь я, но смеюсь над такой забавной достопримечательностью, – я не буду стоять в этой очереди за порцией пениса!
– Ладно, – махнув на меня рукой, говорит Полин, – пошли Эмма, купим по «Волшебной палочке». Твой парень, кстати, на удивление спокоен. А ну, признавайся, Адам! Частенько покупаешь багет в здешней буланжери?
Адам в своей привычной манере закатывает глаза, а губы его приподнимаются в плутовской усмешке.
– Полин, было бы крайне странно, если бы я каждый раз удивлялся при виде пениса, не находишь?
Я прыскаю со смеху, и Адам бросает на меня взгляд, расшифровать который я не могу. Я тут же прикусываю губу и прячу улыбку.
Полин, хмыкнув, кивает.
– Ты, черт возьми, абсолютно прав.
– Возьмите моей маме тоже, подарим ей вечером сувенирчик с нашей прогулки.
– А она нормально отреагирует? – спрашивает Эмма.
– Посмеется вместе с нами!
– Отлично.
Они уходят в булочную, а мы с Адамом остаемся ждать их на улице.
– Классный способ заработать деньги, – подаю я голос.
Адам кивает:
– Довольно банально, но, как мы видим, это работает.
– Банально печь хлеб и булочки в форме члена?
Адам криво улыбается.
– Как я и сказал, членом мужчин не удивить.
Мы замолкаем, я чувствую между нами напряжение и неловкость.
– Мы теперь вот так будем общаться? – спрашивает он и внимательно смотрит на меня.
Я пожимаю плечами и честно признаюсь:
– Мне бы хотелось не видеть тебя вовсе. Но, боюсь, не получится.
Он тянется в карман за пачкой сигарет и спрашивает:
– Почему? Неужели тебе не все равно?
Я больно прикусываю губу, проклиная себя за честность.
– Скажем так, дело не в каких-то особенных чувствах к тебе, а скорее во внутреннем комфорте.
Он выдыхает дым и стряхивает сигарету.
– Я нарушаю твой внутренний комфорт, Лили?
Я резко поворачиваю голову и, сузив глаза, говорю:
– Что именно ты хочешь услышать, Адам?
– Правду, – сразу же отвечает он, – скажи мне правду, почему ты пропала?
– Неужели твои мужское эго было столь сильно задето, что спустя пять месяцев ты все еще пытаешься найти мне оправдание?
Он подходит ближе, я ощущаю его запах. Кофе, сигареты, аромат его парфюма.
– Я не мог в тебе ошибиться, – тихо говорит он.
Адам стоит так близко, что я вижу каждую его морщинку и мелкие вкрапления в карих глазах.
Нервным движением я убираю прядь волос за ухо, и он замечает мой шрам.
– Откуда у тебя этот шрам? – нахмурившись, спрашивает он.
Я делаю шаг назад и смотрю куда угодно, но только не на него.
– Был сквозняк, окно резко открылось, и стекло разбилось вдребезги. Я была рядом, поскользнулась и упала прямо на торчащий осколок.
– И я должен в это поверить?
Я с вызовом поднимаю подбородок.
– А у тебя есть выбор?
Он делает очередную затяжку и тихо произносит:
– Я люблю это платье.
Одним предложением он выбивает весь воздух из моих легких. Полин и Эмма, довольные, идут навстречу, радостно размахивая большими булками в форме пениса.
– Мы должны сделать фото! Адам, мы и тебе купили, – хитро сощурив глаза, говорит Полин.
– Ну уж нет, у меня своего инстаграма нет, думаешь, буду фоткаться для твоего, да еще и с членом в руках?
– Почему в руках, во рту! – как ни в чем не бывало отвечает она и откусывает кусок булки.
– Ты только что его обезглавила, – шучу я, и Полин фыркает.
– Тогда сфоткай нас, противник инстамира, – смеясь над Адамом, просит Эмма и передает ему телефон.
Мы втроем собираемся в кучу и засовываем в рот по булке. Не представляю, как нелепо мы смотримся со стороны. Эмма силится сдержать смех, и я тоже еле сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться.
– Инстамир – хрень собачья, – отзывается Адам и добавляет: – На счет три! Один, два. скажите «чи-и-и-из».
– У нас рот занят булками, какой к черту «чиз», – шутит Полин, и они с Эммой чуть ли не падают от смеха. Я же смотрю на Адама. Если бы он знал, как я надеялась найти его в социальных сетях. Сколько раз ночами листала поисковик фейсбука и инстаграма. Я знала, что его нет ни там, ни там. Но я надеялась, что, возможно, – ну, а вдруг? – он заведет себе страницу. И тогда я напишу ему, все объясню и вновь его увижу. Он, наверное, даже не представляет, сколько Адамов Витьелло живет в Париже. Я листала профиль за профилем и писала тем, у кого нет никаких фотографий. Когда пятидесятый по счету Адам ответил, что, к сожалению, он не тот самый, я сдалась. Перестала себя мучить. Ведь каждый отрицательный ответ разбивал мне сердце и вводил в угнетающее состояние беспомощности.
– Лили, как найти тебя в инсте? Хочу отметить на фотографии, – спрашивает Полин.
– Luna-Lovegood, через дефис, в фейсбуке тот же ник, – отвечаю я и с улыбкой поясняю: – Я регистрировалась, когда мне было десять. В тот момент я сходила с ума по Гарри Поттеру, а Луна была моей любимицей. Так и перекочевал ник во взрослую жизнь.
На самом деле я очень давно думаю над сменой фамилии. Мне не хочется носить отцовскую, и в десять лет я нашла вот такой вот выход.
– Нашла! – сообщает Полин. – Отметила на фото и подписалась.
Я поворачиваю голову и натыкаюсь на угрюмый взгляд Адама. В этот момент я понимаю, что не только я перерыла соцсети. Но и он тоже. Вот только о своем нике я не успела рассказать за время каникул. Как-то так получилось, что мы растворились друг в друге, и весь оставшийся мир перестал существовать на те две недели.
До конца вечера мы с Адамом практически не говорим, девочки тащат меня по винтажным бутикам, в которых продаются удивительно странные вещи. Эмма решает померить огромную фиолетовую соломенную шляпу, которая по форме напоминает мексиканское сомбреро, и мы в голос над ней смеемся.
– Ладно, я побежала домой. Еще домашку делать, – с грустью прощается с нами Полин и спускается в метро.