– И как это понравится вашему желудку?
– Узнаем завтра утром.
Он посмотрел на нее с высоты своего роста, и на лбу у него обозначилась складка; похоже, он сосредоточился и пытается что-то понять.
– Стало быть, мы с вами не знакомы.
– Полагаю, что нет. Меня зовут Виктория Бредшоу.
Даже произнося собственное имя, она чувствовала некоторую неловкость, но он, как видно, считал, что никакой причины для смущения или неудобства нет.
– А чем вы занимаетесь?
– Я только что поступила в школу искусств.
– Теперь я понимаю, каким образом вы оказались в такой своеобразной компании. Вам нравится?
– Не очень, – сказала она, поглядев по сторонам.
– Вообще-то, я имел в виду школу искусств. Но если вам здесь не очень нравится, почему вы не идете домой?
– Мне казалось, это было бы невежливо с моей стороны.
Он рассмеялся:
– Знаете, в такого рода компании вежливость котируется не так уж высоко.
– Но я здесь всего десять минут.
– А я не более пяти.
Он допил остатки вина в стакане, запрокинув назад свою импозантную голову и подождав, пока последние капли загадочного зелья стекут к нему в рот, как будто это было холодное вкусное пиво. Потом поставил стакан на подоконник.
– Пошли. Мы уходим.
Он взял ее за локоть и, искусно лавируя между гостями, повел к выходу; без всяких извинений, даже ни с кем не попрощавшись, они покинули квартиру. Когда они оказались на лестничной площадке, она повернулась к нему:
– Я не это имела в виду.
– Что «это»?
– Я вовсе не хотела, чтобы вы ушли с вечеринки. Я просто сама хотела уйти.
– Откуда вы знаете, что мне не хотелось уйти?
– Но это же вечеринка.
– Я без сожаления покидал такого рода вечеринки много-много лет назад. Ну ладно, поторапливайтесь, давайте поскорее выберемся на свежий воздух.
Уже на тротуаре в мягком свете летних сумерек Виктория снова остановилась.
– Ну вот, теперь все в порядке.
– И что это должно означать?
– Теперь я могу взять такси и отправиться домой.
– Вы что, боитесь меня? – улыбнулся он.
Виктория опять смутилась:
– Нет-нет, нисколько.
– Тогда почему стараетесь убежать?
– Ни от чего я не убегаю. Просто я…
– Хотите домой?
– Да.
– Нет, это невозможно.
– Почему?
– Потому что сейчас мы едем искать итальянский ресторан, где готовят спагетти или что-то в этом роде. Закажем бутылку настоящего вина, и вы расскажете мне историю своей жизни.
Неожиданно в поле зрения показалось такси, и он поднял руку. Такси остановилось, и он бережно усадил ее в машину, сказав таксисту, куда ехать, и минут пять они сидели в полном молчании. Затем такси остановилось, и он так же бережно высадил ее. Расплатившись с шофером, он повел ее по тротуару к маленькому непритязательному на вид ресторану, где вдоль стен теснилось несколько столиков, а в воздухе висел густой табачный дым и вкусно пахло готовящейся едой. Им отвели столик в углу. Было так тесно, что спутник Виктории с трудом смог поместить свои длинные ноги, чтобы они не мешали снующим между столиками официантам. Он заказал бутылку вина и попросил меню, затем закурил и, обернувшись к Виктории, сказал:
– Давай.
– Давай что?
– Давай рассказывай. Историю своей жизни.
Она улыбнулась:
– Я не имею представления, кто ты такой. Я даже не знаю, как тебя зовут.
– Меня зовут Оливер Доббс. – И добавил очень дружелюбно: – Ты должна рассказать мне все, потому что я писатель. Самый настоящий писатель, которого публикуют, с собственным агентом и огромным превышением кредита в банке. А также непреодолимым желанием слушать. Знаешь, никто не хочет слушать других. Люди лезут из кожи вон, чтобы рассказать о себе, а слушать никто не хочет. Это тебе известно?
Виктория вспомнила своих родителей.
– Думаю, ты прав.
– Вот видишь. Думаешь, но не уверена. Никто ни в чем не уверен. Нужно больше слушать других людей. Сколько тебе лет?
– Восемнадцать.
– Я думал – меньше. Увидев тебя у окна на этой дурацкой вечеринке, я подумал, тебе нет и пятнадцати. Я уже собирался позвонить в социальную службу, которая следит за поведением несовершеннолетних подростков, и сообщить, что один из них, вместо того чтобы сидеть дома, разгуливает ночью по улицам.
Тем временем на стол с глухим стуком опустилась литровая бутылка вина, уже без пробки. Он взял ее и, наполнив бокалы, спросил:
– Ты где живешь?
– На Пендлтон-Мьюз.
– Где это?
Она объяснила. Он присвистнул.
– Ничего себе! Я и не думал, что девушки из таких фешенебельных районов идут учиться в школы искусств. Ты, должно быть, очень богата?
– Вовсе нет.
– Тогда почему ты живешь на Пендлтон-Мьюз?
– Потому что это дом моей матери, только она сейчас живет в Испании, и я пока поселилась у нее.
– Все любопытнее и любопытнее. А почему миссис Бредшоу в данное время живет в Испании?
– Ее зовут не миссис Бредшоу, а миссис Пейли. Полгода назад мои родители развелись. Мама снова вышла замуж за человека по имени Пейли, а у него дом в Испании, в Сотогранде, потому что он хочет играть в гольф круглый год. – Она решила выложить все сразу. – А отец уехал жить к своей двоюродной сестре, у которой на юге Ирландии есть пришедшее в запустение поместье. Там он грозился выращивать пони для игры в поло; впрочем, он всегда был полон грандиозных замыслов, которые, не будучи человеком дела, не мог осуществить. Мне кажется, что и на этот раз будет то же самое.
– А маленькую Викторию оставили жить в Лондоне?
– Виктории уже восемнадцать.
– Конечно, я помню, она уже взрослая и весьма опытная особа. Ты одна живешь?
– Да.
– Тебе не очень одиноко?
– Уж лучше жить одной, чем с людьми, которые друг друга терпеть не могут.
Оливер состроил гримасу:
– Родители – это тяжкое бремя, как ты считаешь? Мои-то уж точно, правда, несмотря на разлад, до развода у них дело так и не дошло. Они продолжают портить друг другу жизнь в далеком Дорсете, а во всех своих неурядицах, стесненных обстоятельствах, повышении цен на джин и даже в том, что куры плохо несутся, винят меня или правительство.
– Я люблю своих родителей, – сказала Виктория, – и меня очень огорчило, что они перестали любить друг друга.