Двадцать пять лет на Кавказе (1842–1867) - читать онлайн книгу. Автор: Арнольд Зиссерман cтр.№ 174

К удовлетворению желания г-на тайного советника Казначеева, изложенного в переданной мне памятной его записке, прилагаю при сем план церкви в селе Тибы с масштабом иконостаса, рисунок Садонской церкви и записку, заключающую в себе ответы на некоторые вопросы его превосходительства, именно:

1. Книжка для записывания жертвуемых вещей и имен приносителей заведена.

2. О получении вещей будут посылаться уведомления.

3. При передаче вещей в церкви священникам даны заметки об именах жертвователей для поминовения в церквах.

4. Жителей в Северной горной Осетии, приблизительно в шестидесяти деревушках, около восьмисот семейств.

5. Церкви в Осетии существуют в следующих местах: в Садоне, в Зрамаги, в Тибы, в Нары, в Сионе, в Абано. Кроме того, предположено строить: в Зруге, в Кисакави и в Лисры.

6. Особенно чтимые святые у осетин: более всех святой Георгий, архангелы Михаил и Гавриил и святая Мария. Они знают также Илию, Феодора, Иоанна Крестителя, Авраама, Исаака и Иакова.

7. Источник вблизи села Калаки, которому приписывают сверхъестественное действие останавливаться или течь по молитве пришельцев, я посетил. Молитва моя и других присутствовавших со мною лиц не была услышана: источник не останавливал своего течения. Но многие из жителей говорили, что они были свидетелями, как источник по молитве в продолжение нескольких минут то останавливался, то опять продолжал свое течение. Судя по торфяному болотистому грунту, из которого источник вытекает, можно полагать, что рыхлая земля, обрушиваясь, задерживает течение воды, пока она напором не просочит себе пути, что может случиться и несколько раз в час. Не выдаю, впрочем, этого предположения моего за непреложную истину, тем более что точное наблюдение потребовало бы много времени. Вода в этом источнике цветом и вкусом обыкновенная, говорят, зимой она гораздо теплее других вод и не замерзает.

8. Статья в газеты вместе с сим посылается». (Статья была воззванием о пожертвованиях; в какую газету я ее отослал, где была она напечатана – решительно не помню. Должно думать, в «Кавказе» и «Русском инвалиде». В конце заявлялась благодарность жертвователям и поименовывались некоторые лица, в том числе: Сергей Тимофеевич Аксаков с семьей, вдова генерала Тимофеева, князь Суворов, Олив, Кроткая, Карабанов, княгиня Мария Волконская и другие известные Москве лица.)

Прожив около двух недель в разных осетинских деревушках, я, по обыкновению, не ограничивался исполнением одного лишь своего поручения, но начал собирать сведения о нравах и обычаях жителей, записывать слова, выслушивать длинные рассказы стариков о разных давно минувших делах, ездил в глухие боковые ущелья, где на едва доступных отвесах скалистых гор ютились пять-шесть закопченных саклей с неизменной башней, составлявших деревню. Все угрюмо, мрачно, дико, бедно. Какое, казалось, существование возможно в таких местах, какую цену должна иметь жизнь для обитателей таких трущоб? А между тем и жизнью своей дорожат, и к родине привязанность питают такую, что не уступят в этом отношении многим обитателям лучших цивилизованных местностей…

Уезжая, я попросил иеромонаха Домети и священника Сургуладзе по начатым мною заметкам продолжать записку об обычаях и нравах горных осетин, конечно на грузинском языке, и доставить мне этот материал для напечатания при случае. Почтенные отцы исполнили мою просьбу, и ниже читатели найду небезынтересный очерк Осетии.

Возвратился я тем же путем через урочище Святого Николая и Алагир во Владикавказ, откуда через несколько дней, забрав новый запас пожертвованных церковных вещей, отправился по другому направлению – по Военно-Грузинской дороге до станции Коби, отсюда верхом в Трусовское общество, населяющее дикое узкое ущелье верховьев Терека. Осматривая месторождение этой столь известной всем едущим за Кавказ одной из значительнейших местных рек, я пришел к предположению, что название Терк (это мы уже называем Терек) имеет основанием латинское слово Te r, данное реке потому, что она образуется тремя потоками из одной горы, в недальнем друг от друга расстоянии, и тут же у подножия сливающимися в одну; истоки эти составляют подобие треугольника с основанием внизу. Конечно, может быть, эта и пустая догадка с моей стороны, но я тем более мог ее допустить, что и сами осетины, по-видимому, потомки европейских выходцев, и в языке их встречаются слова, напоминающие латинские, немецкие, даже славянские.

В Трусовском обществе я не нашел ни одного священника и, сколько помнится, одну жалкую, никогда не открываемую церковь казенной постройки. Жители с каким-то изумлением смотрели на привезенные вещи, глаза их жадно разбегались при виде бархатных, золотом шитых церковных принадлежностей, и они не могли понять их назначения. Впрочем, я застал все население нескольких трусовских аулов в разгаре пиршеств и пьянства, повторяющегося каждую осень по случаю поминовения покойников. При всей подавляющей бедности осетины такие рабы этого древнего обычая, что, живя весь год впроголодь, дрожа над каждым кусочком ячменной лепешки, доходя до того, что не доверяют собственным женам, когда те отправляются на мельницу с гудою (кожаный мешок) за плечами, и посылают детей присматривать, чтобы мать там не полакомилась горстью муки – факт поразительной дикости, не встреченный мною ни у хевсур, ни у кистин, разоряются в несколько дней на поминки, как бы совершенно игнорируя предстоящий впереди тяжелый недостаток пропитания!..

LV.

На этих поездках не окончилось, однако, мое знакомство с Осетией. Побывав между тем, как я уже описывал выше, в двух зимних экспедициях в Большой и Малой Чечне, проехав, может быть, десяток-другой раз из Владикавказа в Грозную и обратно, я 13 января 1856 года получил от генерала Вревского опять новое поручение. В этот раз я превращался из миссионера в полуинженера и полуинтендантского чиновника.

Дело в том, что во время тогдашней войны в Азиатской Турции доставка продовольствия для войск, особенно гурийского (пририонского) отряда, сделалась до такой степени затруднительной, невзирая на баснословную цену – свыше тридцати рублей за четверть ржаной муки в семь пудов, что в случае продолжения войны можно было опасаться оставить войска без хлеба. Провиант, заготовленный частью Кавказской линии и привозимый из России, двигался единственным путем через Владикавказ по Военно-Грузинской дороге до Душета, оттуда сворачивал на Гори и через Сурамский перевал и Кутаис доставлялся к расположению гурийского отряда. Кто не видел этих дорог двадцать пять лет тому назад, кто не проехал по ним в осеннее, вообще ненастное время года и не видел, как тащились разнокалиберные осетинские арбы то на бычках, то в одну лошадь, с грузом двух и не более трех кулей муки, то на верблюдах, трупы коих валялись десятками, тот не в состоянии себе представить, что за ужасное мучение людей и животных тут происходило! А вдруг снежный завал, или громадная каменная осыпь, или бешеный, вздутый дождями поток загораживали часть дороги и прекращали сообщение на целые недели, захватывая транспорты в таких местах, где не было возможности достать какого-нибудь корма для животных. А муки солдат, высылавшихся на дорогу для ремонтировки, страдания разных команд, двигавшихся взад и вперед из России за Кавказ и обратно! Ужасно вспомнить.