Русская и советская кавалерия. Русско-японская, Первая Мировая, Гражданская - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Олейников cтр.№ 105

Здесь стоит отметить, что недооценка роли конницы как подвижного резерва в операциях прорыва во время Первой мировой войны

имела место не только в русской, но и в других армиях. Не избежало этих ошибок и немецкое высшее командование, причем во многих случаях сама возможность использования конницы как средства развития прорыва им не была предусмотрена.

Да простит нас читатель, что мы, иллюстрируя этот тезис, несколько оторвемся от предмета нашей работы. Крайне интересными в этом контексте являются австро-германские Горлицкий прорыв и прорыв у Люблина – Холма 16 июля 1915 г.

Для осуществления этих прорывов начиная с осени 1914 г. немцами было переброшено с Западного на Восточный фронт, помимо пехоты, 8 кавалерийских дивизий: в течение ноября – декабря 1914 г. – 5 и в течение февраля – марта 1915 г. – 3 кавдивизии. Эта конница в начале 1915 г. была сведена в четыре кавалерийских корпуса – 1, 5, 6-й кавкорпуса и кавкорпус графа Шметтова. Показательно, что все они были направлены на второстепенные участки Русского фронта, в районы Млавы, Сувалки, Мемель – Гумбинен, и ни одно из соединений не было брошено на главный ТВД, в район Горлицы – Тарнова, где должен был наноситься решительный удар.

Наступление у Горлицы – Тарнова началось (новый стиль) 1 мая, и 2 мая прорыв был осуществлен. К 6 мая прорыв Русского фронта достиг 160 км по фронту и 30 км в глубину.

Для того чтобы тактический успех, достигнутый немцами, дал стратегический результат, необходимо было с максимальной быстротой переправиться через р. Висл ока и энергичным продвижением отрезать русским войскам, находящимся перед 3-й австро-венгерской армией, пути отступления. Это можно было выполнить лишь конницей. Отсутствие последней в достаточном количестве дало возможность русским планомерно отходить и подготовить новую оборонительную позицию.

Не добившись решительных результатов, германцы, несмотря на начавшиеся военные действия на Итальянском фронте, продолжали наступление. Июньское наступление вновь было удачно – и Львов взят. Упорные слухи о начавшемся англо-французском наступлении не останавливают германцев, они настойчиво продолжают свое наступление, меняя лишь направление с востока на север – в пространство между реками Висла и Буг. 16 июля Русский фронт вторично был прорван. До 9 августа можно было ожидать крупных результатов, но и на этот раз наступление прекратилось – что позволило русским укрепиться и отойти в течение 35 дней на 300 км.

Почему же переброшенная в таком большом объеме с Западного фронта кавалерия не была сосредоточена и использована в качестве подвижного резерва для развития прорыва и использования успеха?

Вот что говорит по этому поводу генерал Лавинь-Дельвиль в «Revue militaire generate» (август 1920 г.), рассматривая труд Э. Фалькенгайна: «Быть может, Макензен не сознавал необходимость такого сосредоточения или был удержан от этого приказанием свыше, но, так или иначе, вина в этом падает на ген. Фалькенгайна, который, занимая высший пост в военном управлении, был ответственен за то или другое распределение войск на различных фронтах. Причину того, что кавалерия не была использована, следует искать в чем-нибудь другом: либо в недостаточной степени влияния высшего командования на некоторых подчиненных начальников, либо в ошибочности его взгляда на употребление кавалерии. Как бы то ни было, приходится заключить, что германское командование не вполне сознавало те задачи, которые способна была выполнить кавалерия. Из трех важнейших назначений крупных кавалерийских соединений: разведывание, образование завесы и развитие достигнутых успехов, германское командование, как показал опыт войны, находило возможным в некоторых случаях обходиться без первого из них, широко применять второе и не верило в возможность третьего».

Генерал Лавинь-Дельвиль намекает в этом случае, по-видимому, на то влияние и чрезмерную самостоятельность, которыми пользовался главнокомандующий германским Восточным фронтом генерал П. фон Гинденбург, «присвоивший» основную массу кавалерии Восточного фронта.

Аналогичный случай недооценки роли кавалерии можно привести и на Западном фронте – во время весеннего наступления в 1918 г.

Наступление началось 21 марта и к 27 марта достигло больших успехов. В течение 26–27 марта условия для действий конницы были благоприятны – она имела перед собой только кавалерийские и передовые пехотные части противника, так как главные силы пехоты, переброшенные в этот район, еще не успели высадиться. Однако к этому моменту на месте прорыва германцы не имели ни одной кавалерийской дивизии, так как все три кавалерийские дивизии, сохранившиеся у них к этому времени, находились на Восточном фронте, где их присутствие считалось более полезным.

Вот что говорит по поводу использования конницы в мартовском наступлении немцев фельдмаршал Д. Хейг: «Если бы немецкое командование имело в своем распоряжении только две или три хорошо обученные кав. дивизии, то немецкие конные части могли бы врезаться углом между французской армией. Появление германской конницы, без сомнения, осложнило бы нашу задачу».

Такое неумелое использование конницы должно быть вменено в вину высшему германскому командованию – и приходится заключить, что и оно не вполне сознавало те задачи, которые была способна выполнить кавалерия.

Рассмотренные случаи использования армейской конницы говорят нам, что, если могущественная огневая техника в период Первой мировой войны и оказала неблагоприятное влияние на боевую работу конницы, то все же важнейшей причиной неудачных действий конницы надо считать ее неумелое использование высшим командованием.

Проблема была всеобщей и начиналась уже на нормативном уровне.

Так, Устав полевой службы 1912 г., коим руководствовалась русская армия перед Первой мировой войной, по вопросу применения конницы сообщал, о разведке, о летучей почте, о посылке донесений, слегка затрагивал работу конного отряда, выдвинутого на разведку, говорил о боевых порядках, но по важнейшему вопросу – использования армейской конницы на театре военных действий, так же как и по вопросу использования войсковой конницы, ничего не говорил.

Естественно, что к началу войны высшее командование, в руках которого имелись многочисленные конные массы, не имея определенных руководящих данных, оказалось весьма слабо подготовленным к ее применению. Да и в военной литературе, даже в лучших учебниках тактики, весь сложный вопрос использования конницы в условиях современной войны трактовался перед Первой мировой войной главным образом с точки зрения применения конницы на поле сражения и действий в конном строю. Надлежащий подбор кавалерийских военачальников, удачный выбор момента конной атаки – вот вопросы, посредством изучения которых пытались разрешить сложную проблему использования конницы в условиях современной войны.

Боевая действительность весьма скоро разочаровала тех, кто понимал конницу лишь с точки зрения ее работы на поле сражения. Конная атака крупных кавалерийских масс, имевшая решающее значение на полях сражения в прошлом, потеряла свое первоочередное значение не только потому, что могущественная техника противника затруднила выполнение этой задачи, а главным образом потому, что в условиях, когда поля сражения растянулись на десятки и сотни километров, успех конного удара в одной точке (при всем его успехе) уже не мог оказать решающего значения на ход современного сражения. Объективные условия современной боевой действительности, с одной стороны, затруднили использование конницы в конном строю на поле сражения, а с другой стороны, оперативная работа конницы на театре военных действий приобрела особо важное значение, следствием чего стала следующая тенденция – конница все более и более переносит боевую работу с поля сражения на театр военных действий.