Декабристы и народники. Судьбы и драмы русских революционеров - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Ляшенко cтр.№ 34

Страница

Как известно, ступенями карьеры с одинаковым успехом могут служить как собственные знания и способности, так и головы окружающих. Чернышев явно предпочитал последние. Известность пришла к нему, когда он сделался «почтальоном» между Александром I и Наполеоном. С 1806 по 1812 г. Чернышев без устали сновал между Петербургом и Парижем, Мадридом или Веной, передавая пакеты одного императора другому. Между делом пронырливый красавец нашел дорогу во французское военное ведомство и, подкупив одного из служащих, оказался в курсе мобилизационных секретов французской армии. В 1811 г. Чернышев отправился в Швецию для того, чтобы удержать от выступления против России шведского наследного принца, бывшего французского маршала Бернадота. Здесь он проявил особую «находчивость» и ловкость, перлюстрировав письма, доверенные ему принцем для передачи Наполеону. Не подкачал Чернышев и в годы Отечественной войны 1812 г. и Заграничных походов, представ отчаянным партизаном и командиром казачьего отряда.

Конец 1825 г. стал переломным в жизни Александра Ивановича, именно тогда он решил проявить себя на стезе сыска и следствия. Обнаружив после смерти Александра I в его бумагах донос Майбороды, Чернышев спешно выехал на Украину, где тайно встретился с доносчиком. Затем он лично руководил арестом Пестеля и отправкой арестованного в Петербург. После разгрома восстания 14 декабря Николай I назначил Чернышева членом Следственной комиссии, где тот и развернулся во всей своей красе.

Подавляющее большинство декабристов в своих воспоминаниях с ужасом и отвращением описывают поведение недавнего дипломата и воина на следствии. «Из всех членов тайной Следственной комиссии, – отмечал М.А. Фонвизин, – всех пристрастнее и недобросовестнее поступал бывший после военным министром кн. Чернышев: допрашивая подсудимых, он приходил в яростное исступление, осыпал их самыми пошлыми ругательствами…»

Действительно, в выражениях будущий светлейший князь не стеснялся. «Вы, сударь, – орал он на Басаргина, – не имеете понятия о чести… Вас закуют в кандалы и заставят говорить, если не хотите признаться добровольно!» Тут не выдержал даже начальник Генерального штаба Дибич, воскликнувший: «Нельзя же, Александр Иванович, всех заковывать в кандалы!» Однако 40-летний щеголь, который допрашивал декабристов, покачиваясь в кресле и крутя то ус, то жгут аксельбанта, уже не думал ни о логике, ни о приличиях. «Что же, князь, – встретил он странным обвинением приведенного на очередной допрос С.Г. Волконского, – прапорщики показывают более вашего!» В поведении генерал-майора Волконского на следствии он, видимо, почувствовал нарушение некой субординации, согласно которой старшие офицеры должны были во всем быть впереди прапорщиков даже в оговоре товарищей. Во время комедии суда над декабристами Чернышев откровенно разъяснил П. Свистунову суть царского правосудия: «Вы здесь не для оправдания себя, а для обвинения».

Побывав сыщиком и следователем, вполне оправдав высокое доверие, Александр Иванович сыграл еще и роль сановного палача. Именно он руководил казнью пятерых декабристов и, не задумываясь, повесил троих из них повторно. Совершенно прав был А. Поджио, который тридцать лет спустя негодовал так, будто все происходило только вчера: «Итак, двигатель и, можно сказать, единственный всего дела, был кто же? – Чернышев! Достаточно одного этого имени, чтобы обесславить, опозорить все это следственное дело… Нет хитрости, нет коварства, нет самой утонченной подлости… которых бы не употреблял без устали этот непрестанный двигатель для достижения своей цели… он знал, что только с нашей погибелью он и мог упрочить свою задуманную им будущность».

Действительно, что-что, а это Чернышев знал прочно и не ошибся. Его рвение, наглость, пошлость были оценены Николаем I в полной мере. Не будем говорить о постах, должностях, званиях, поговорим о наградах. Нет, нет, не об орденах и прочих знаках отличия, поговорим о вещах более материальных и более значимых для «светлейшего» Александра Ивановича. Чтобы не утомлять читателя, просто перечислим эти награды по годам:

1829 г. – аренда в 8 тыс. руб. серебром на 12 лет.

1830 г. – 300 тыс. руб. ассигнациями.

1835 г. – аренда в 8 тыс. руб. серебром на 50 лет.

1839 г. – пожалован майорат (то есть большое неделимое владение).

1848 г. – пожалован портрет Николая I, украшенный бриллиантами.

1852 г. – пожалован казенный дом в Петербурге, занимаемый Чернышевым по должности военного министра. Содержание дома (15 тыс. руб. в год) возложено на Министерство финансов.

1856 г. – парный портрет Николая I и Александра II, украшенный бриллиантами.

Николай I отлично понял, с кем он в данном случае имеет дело. Поэтому и получился такой точный прейскурант бесчестия, жадности, зависти и подлости.

Вообще же, замечательны, на мой взгляд, отзывы о доносчиках великого князя Константина Павловича, который умел быть неожиданно проницательным и по-солдатски откровенным. «Унтер-офицер… Шервуд, – говаривал он, – должен быть большой плут, и за ним нужно весьма крепко и близко поглядеть, также и капитан Майборода… должен быть такой же плут»; «Генерал Витт такой негодяй, каких свет не производил: религия, закон, честность для него не существуют. Словом, это человек… достойный виселицы». Комментарии здесь, как говорится, излишни.

При желании можно воспользоваться еще и прекрасной древнеримской эпитафией, написанной как будто нарочно для предателей и провокаторов: «Не был. Был. Никогда не будет».

Что же знало правительство о заговоре в момент разгрома восстания? Имена нескольких десятков революционеров и смутные очертания тайных обществ в Петербурге, на Украине и на Кавказе. Кроме того, у Николая I были очень серьезные опасения по поводу принадлежности к заговору некоторых высших гражданских и военных чинов империи: Сперанского, Мордвинова, Ермолова, Н.Н. Раевского, Киселева. Теперь, с точки зрения властей, многое зависело от скорейшего ареста участников восстания 14 декабря и тех сведений, которые удастся у них получить.

О том, что правительство ничего не сумело выжать из схваченных на юге Раевского и Пестеля, уже упоминалось. 12 декабря Николай отдал распоряжение об аресте Никиты Муравьева, но его удалось отыскать только 25-го числа, поскольку он находился в 4-месячном отпуске и проводил его в своем имении. Зато 14 декабря, во время преследования восставших, отступавших с Сенатской площади, удалось задержать Д. Щепина-Ростовского, Н. Панова и А. Сутгофа – активных членов Северного общества. Отсюда и начал разматываться весь клубок. Первые арестованные указали на десяток других декабристов, среди которых упомянули и о Рылееве, как руководителе общества. Поздним вечером того же дня Кондратий Федорович был арестован и на допросе упомянул о диктаторе восстания Трубецком. Следствие успешно набирало ход.

Страница