– Будем на связи, Альваро.
– А я посмотрю свой журнал… И сегодня же вечером сообщу вам. Надеюсь, у меня есть алиби на время убийства девочки… – он задумчиво потер подбородок.
Потом сменили тему. И еще долго сидели за столом, разговаривали, слушали местных музыкантов…
– Ну, что? Как впечатление? Что скажешь о нашем боливийском друге? – спросил Александр Маркоса.
Они возвращались в Куско. Самолет набрал высоту, но уже через пять минут пойдет на снижение.
– Скажу, что я рад встрече с Альваро.
– Вот как?
– Да. Я рад, что это не он. Ты сейчас спросишь: а если он? Но я с тобой не соглашусь. В нем столько жизнелюбия и позитива… Невозможно!
– А если это игра? Помнишь, Каминьски говорил, что преступник склонен к игровой деятельности. Если Альваро просто разыгрывал перед нами эдакого жизнелюба? Такое возможно?
Маркос молчал, обдумывал.
– Уже снижаемся… – сказал он, повернулся к Александру, наклонился, вздохнул: – Я понимаю, что для всех нас лучший вариант – убийца Альваро. Но это не он. Он не стал бы вспоминать Зину, не стал бы выдвигать «опасную» для него самого версию, тем самым подставляя себя под подозрение. Это нелогично, согласись.
Александр кивнул. Он думал точно так же. Но тогда где искать преступника? Маркос как будто прочел его мысли.
– В Куско! Преступник живет в Куско. Доктор не ошибся, – заявил он.
– Давай дождемся сообщения от Альваро. Он обещал проверить собственное алиби.
– Даже если у него нет алиби… Я не верю в то, что Альваро Ортуньо убийца.
– Это все усложняет, Маркос.
– Согласен. Но мы же не можем назначить его убийцей лишь потому, что нам этого хочется. Хотя мне, честно говоря, и не хочется.
– И какие теперь наши действия? Какой следующий шаг?
– Я много думал, Саша. Мне кажется, ответ можно поискать в тетради Хаймеса.
– Удивительно.
– Что тебя удивляет?
– А то, что я, как и ты, считаю, что в записях Хаймеса могут быть интересные для нас сведения. И хотел с тобой посоветоваться. Узнать твое мнение.
– О чем именно?
– Хаймес начал вести записи на русском языке примерно за два месяца до своего исчезновения. Так сказала Мария. (Я пролистал тетрадь. Да, пока читал невнимательно, каюсь. Сегодня же начну штудировать основательно.) Она оказалась права. Иногда он писал даты, иногда нет. У меня возникли два вопроса: почему он перешел на русский язык и что случилось за два месяца до его исчезновения?
– У меня есть ответ на первый пункт: Хаймес стал шифровать свои записи. То есть он не хотел, чтобы кто-нибудь смог их прочесть.
– Допустим. Хотя у меня есть возражения. Но давай проясним второй вопрос. Как ты считаешь, что произошло, почему он стал шифроваться?
– А у тебя есть версия?
– Есть.
– Не хочешь поделиться?
– Конечно, я поделюсь с тобой, Маркос. Но мне кажется, ты и сам можешь догадаться.
– Намекни хотя бы.
– Когда ты мне позвонил первый раз, ты сказал, что стал подозревать Хаймеса в убийстве ребенка, помнишь?
– Да, я плохо о нем подумал. Мне до сих пор стыдно. Однако я не вижу связи, Саша.
– Маркос, ты сказал мне, что тебе попалась на глаза заметка в газете, где ты прочел об убийстве мальчика. Тебя поразило фото убитого ребенка. И после этого ты заподозрил Хаймеса, так?
– Да, так и было.
– Ты решил, что он прячется, потому что совершил это преступление? Ты связал убийства Зины и мальчика и сделал такой вывод, правильно?
– Правильно.
– А когда произошло убийство?
Маркос задумался.
– Мм… Где-то за два месяца до исчезновения Хаймеса… Кажется, так. Просто газета мне попалась на глаза позже.
– И ты до сих пор не видишь последовательности этих двух событий?
Маркос удивленно смотрел на друга, пытаясь понять, что тот имел в виду. Покачал головой: нет.
– Маркос, я считаю, что Хаймес узнал об этом убийстве сразу, как только оно произошло. Возможно, прочел в газете. Но скорее всего, он участвовал в медицинском освидетельствовании тела. Он же хирург. Или узнал о нем от патологоанатома. Вариантов много. Главное, что он о преступлении знал: о позе эмбриона, психотропных препаратах в крови ребенка, смертельном ударе по затылку. И так же, как и ты, сравнил два убийства и заподозрил неладное. Возможно также, что он общался с полицейскими, узнал и о похожем убийстве, совершенном двенадцать лет назад. И начал сопоставлять факты.
– И что дальше? – в глазах Маркоса мелькнула тревога.
– Он начал свое расследование. Хаймес ведь знал, что сам-то он невиновен. Вот он и пытался установить, кто мог быть убийцей. Ты заподозрил его, а он – тебя. Или Ивана.
– Меня или Ивана?
– Если ты усомнился в Хаймесе, то почему он не мог усомниться в тебе? Логично?
– Боже мой…
– Или у него был другой, неизвестный нам пока, подозреваемый.
– Но если он подозревал меня?.. У него были основания! Значит, это я? Мое второе «Я»? – Маркос закрыл лицо руками и застонал.
– Вам плохо? – спросил сосед справа. – Мы сейчас приземлимся, минуты две еще. Позвать бортпроводницу?
– Нет-нет. Все нормально, у моего друга закружилась голова. Бывает. – Ответил соседу Александр и сказал Маркосу по-русски: – Возьми себя в руки. Кроме того, у меня есть кое-что в твою защиту.
– Что именно?
– Мы ведь с тобой предположили, что русский язык нужен был Хаймесу для того, чтобы никто посторонний не смог прочесть его записи, так?
– Да.
– Если он подозревал вас… тебя или Ивана…
– Тогда почему он писал по-русски?! Мы же знаем русский язык, – удивился Маркос.
– Правильно.
– Я ничего не понимаю, Саша.
Самолет коснулся земли, покатился по посадочной полосе, замедляя скорость.
– Думаю, он не хотел, чтобы записи прочла Мария. Он ограждал именно ее от ненужных волнений. Я сегодня прочту эту тетрадь, Маркос. Если я прав… Если его исчезновение связано с поисками убийцы, то… Хаймес тоже мог стать его жертвой. Завтра мы будем знать, правы ли мы в своих рассуждениях или это только наши домыслы. И в зависимости от этого, наметим план дальнейших действий.
Вечером Александру не сразу удалось уединиться и погрузиться в чтение тетради Хаймеса. Сразу по прилете произошло два события, на которые друзьям пришлось отреагировать: звонок Матео и последующий их визит в полицейский департамент и сообщение от Альваро.