Русский Зорро, или Подлинная история благородного разбойника Владимира Дубровского - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Миропольский cтр.№ 58

Мария Кириловна отвечала заготовленною фразой:

– Надеюсь, что вы не заставите меня раскаяться в моей снисходительности.

Дефорж молчал и, казалось, собирался с духом.

– Обстоятельства требуют… я должен вас оставить, – сказал он наконец, – вы скоро, может быть, услышите… Но перед разлукой я должен с вами сам объясниться…

Девушка не отвечала ничего: в словах учителя видела она предисловие к ожидаемому признанию.

– Я не то, что вы предполагаете, – продолжал он, потупя голову, и неожиданно заговорил по-русски: – Я не француз Дефорж, я Дубровский.

Мария Кириловна вскрикнула.

– Не бойтесь, ради бога, вы не должны бояться моего имени, – быстро продолжал молодой человек. – Да, я тот несчастный, которого ваш отец лишил куска хлеба, выгнал из отеческого дома и послал грабить на больших дорогах. Но вам не надобно меня бояться – ни за себя, ни за него. Всё кончено. Я ему простил… Послушайте, вы спасли его! Первый мой кровавый подвиг должен был свершиться над ним. Много дней издалека я разглядывал ваш дом, назначая, где вспыхнуть пожару, и думал – откуда войти в спальню врага моего, как пресечь ему все пути к бегству… Но когда я проник сюда под личиною француза, сердце моё смирилось. Я понял, что жилище, где обитаете вы, священно, и что ни единое существо, связанное с вами узами крови, не подлежит моему проклятию. Я отказался от мщения как от безумства и охранял вас от мести других. Живя здесь, я счастлив был мыслию, что рядом со мною для вас нет опасности. Дни, проведённые под одною крышей с вами, стали для меня днями счастия. Их воспоминание будет отрадою печальной моей жизни… Нынче я получил известие, после которого мне невозможно долее здесь оставаться. Я расстаюсь с вами сегодня… сей же час… Но прежде я должен был вам открыться, чтоб вы не проклинали меня и не презирали. Думайте иногда о Дубровском. Знайте, что он рожден был для иного назначения, что душа его умела вас любить, что никогда…

Тут раздался лёгкий свист, и Дубровский умолк. Он схватил Машину руку и прижал к пылающим устам. Свист повторился.

– Простите, – сказал Владимир, – меня зовут, минута может погубить меня.

Он отошёл. Мария Кириловна стояла неподвижно, Дубровский воротился, снова взял её руку и с нежностью сказал:

– Если когда-нибудь несчастие вас постигнет и вы ни от кого не будете ждать ни помощи, ни покровительства, в таком случае обещаетесь ли вы прибегнуть ко мне, требовать от меня всего – для вашего спасения? Обещаетесь ли вы не отвергнуть моей преданности?

Мария Кириловна плакала молча. Свист раздался в третий раз.

– Вы меня губите! – закричал Дубровский. – Я не оставлю вас, пока не дадите мне ответа – обещаетесь вы или нет?

– Обещаюсь, – прошептала бедная красавица, и Владимир, прильнув к её руке жарким поцелуем, растворился в темноте среди деревьев.

Мария Кириловна, взволнованная свиданием, возвратилась к дому. Там всё было в движении, на дворе толпилось много народа и виднелись жандармы, у крыльца стояла тройка. Издали услыхала Маша голос отца и спешила войти в комнаты, опасаясь, чтоб отсутствие её не было замечено. В зале Кирила Петрович с гостями окружали исправника, осыпая его вопросами. Исправник в дорожном платье, вооружённый с ног до головы, отвечал им с видом таинственным и суетливым. Завидев дочь, Кирила Петрович спросил:

– Где ты была, Маша? Не встретила ли ты мусье Дефоржа?

Маша насилу могла отвечать отрицательно.

– Вообрази, – продолжал Троекуров, – исправник приехал его схватить и уверяет меня, что это сам Дубровский.

– Все приметы, ваше высокопревосходительство, – сказал почтительно исправник.

– Эх, братец, – прервал Кирила Петрович, – убирайся знаешь куда со своими приметами? Я тебе моего француза не выдам, покамест сам не разберу дела. Как можно верить на слово Антону Пафнутьичу, трусу и лгуну? Ему пригрезилось, что учитель хотел ограбить его! Зачем он тогда же утром не сказал мне ни слова?

– Дубровский застращал его, ваше высокопревосходительство, – отвечал исправник, – и взял с него клятву молчать…

– Враньё, – решил Кирила Петрович, – сейчас я всё выведу на чистую воду… Где же учитель? – спросил он у вошедшего слуги.

– Нигде не найдут-с, – отвечал слуга.

– Так сыскать его! – закричал Троекуров, начинающий сумневаться. – Покажи мне твои хвалёные приметы, – сказал он исправнику, который тотчас и подал ему бумагу. – Гм, гм, двадцать три года… Оно так, да это ещё ничего не доказывает. Что же учитель?

– Не найдут-с, – был опять ответ.

Кирила Петрович заметил, что дочь ни жива ни мертва.

– Ты бледна, Маша, – сказал он, – тебя перепугали.

– Нет, папенька, – отвечала Мария Кириловна слабым голосом, – у меня голова болит.

– Поди в свою комнату и не беспокойся.

Девушка поскорее ушла, в комнате бросилась на постелю и зарыдала в истерическом припадке. Служанки сбежались, раздели её, насилу-насилу сумели успокоить холодной водой и всевозможными спиртами, и наконец Маша впала в усыпление.

Между тем француза не находили: вероятно, он успел скрыться, быв предупреждён, но кем и как – оставалось тайною. Кирила Петрович вышагивал взад и вперёд по зале, грозно насвистывая «Гром победы, раздавайся». Исправник казался в дураках, гости шептались между собою; никто не думал о сне. Когда часы пробили одиннадцать, Кирила Петрович сказал сердито исправнику:

– Ну, что? Ведь не до свету же тебе здесь оставаться! Мой дом не харчевня… Не с твоим проворством, братец, поймать Дубровского, если уж это Дубровский. Отправляйся-ка восвояси да вперёд будь расторопнее. Вам всем пора домой, – немилостиво продолжал он, обратясь к гостям. – Велите закладывать, а я хочу спать.

Несколькими днями позже Мария Кириловна сидела в своей комнате, вышивая в пяльцах, перед открытым окошком. Под её иглою канва повторяла безошибочно узоры подлинника, хотя мысли девушки не следовали за работой – они были далеко и витали по страницам книги Адама Мицкевича, читанной года два назад. То была поэма «Конрад Валленрод» во французском переводе; с началом восстания в Польше книга бесследно исчезла из библиотеки.

Внутреннему взору Марии Кириловны являлись картины Средневековья, воспетые первейшим польским стихотворцем: сам Пушкин говорил, что Мицкевич заткнул его за пояс. Речь в поэме шла про удалого рыцаря именем Конрад Валленрод, который сделался Великим магистром Тевтонского ордена – главного врага литовцев. Только никому не было ведомо, что храбрый Конрад сам литовец и обманом проник в орден, страстно желая уничтожить его изнутри. Ради коварного подвига оставил он свою возлюбленную Альдону; несчастная дева затворилась в башне и в ожидании героя коротала время за пяльцами. В любовной рассеянности вышивала она розу зелёным шёлком, а цветочный стебель – алым.