Кит, слушая ее, скреб свою бороду. Он не решался объяснить ей всего, зная, что заденет ее чувства. Собственное его отношение к ней смягчилось после нескольких дней, когда он охранял ее. Она была достаточно робкой, но вовсе не трусливой, как считали некоторые маклоринские женщины.
Джоанна заметила его колебания и подумала, что он не хочет обсуждать этот вопрос во дворе, вблизи людей.
— Не подниметесь ли вы со мной на холм? — предложила она.
— Конечно же, миледи.
— У нагорцев крепкая память, леди Джоанна, — сказал Кит, когда они вышли со двора. — Если воин умирает, не отомстив за причиненный ему вред, он все же умрет спокойно, потому что знает: в свое время сын или внук это сделают за него. Здесь вражда никогда не забывается, а грехи не прощаются.
Она не имела ни малейшего представления, о чем он толкует. Хотя выглядел он при этом ужасно серьезным.
— А разве это так важно, Кит?
— Да, миледи.
Она в растерянности покачала головой:
— Все же я не поняла, что вы хотели мне сказать. Пожалуйста, объясните еще раз.
— Хорошо, — отозвался солдат. — Маклоринцы не забыли того, что натворил здесь ваш первый муж.
— И они переносят его грехи на меня, не так ли?
— Некоторые — да, — признал Кит. — Но вы не должны беспокоиться или бояться возмездия, — поспешно прибавил он. — Месть — мужское дело. Нагорцы не трогают женщин и детей. К тому же ваш супруг убьет всякого, кто осмелится прикоснуться к вам.
— Я хлопочу не о своей безопасности, — ответила она. — Я и сама могу позаботиться о себе. Но как можно победить память? Я не могу изменить того, что здесь произошло. И все же, кажется, я завоевала уважение некоторых женщин. Я слышала, как одна из них назвала меня храбрецом. Она не воздавала бы мне такой высокой похвалы, если бы я не понравилась ей.
— Эта похвала — вовсе не похвала, — произнес Кит, и в его резком голосе послышался гнев. — Я не могу позволить вам обманываться на этот счет.
— Так в чем я обманываюсь? — растерянно спросила она.
Дать прямой ответ на этот вопрос для маклоринского солдата оказалось трудной задачей. Джоанна вооружилась всем своим терпением, ожидая, покуда он не разложит в голове по полочкам все, что его беспокоило.
Наконец он шумно вздохнул:
— Например, они зовут Огги умником. Она кивнула:
— Огги очень умен, — согласилась она. Он покачал головой:
— Но ведь они считают его сумасшедшим.
— Тогда, ради Бога, скажите, почему они зовут его умником?
— Потому что это не так.
Она все еще не улавливала, в чем тут дело.
— А вот вашего супруга они зовут милосердным.
— Лаэрд был бы рад услышать такую похвалу.
— Нет, миледи, он не был бы рад.
Она ничего не понимала. Но Кит решил довести свое объяснение до конца. Он не мог позволить ей оставаться в неведении.
— Ваш супруг пришел бы в ярость, если бы полагал, что маклоринцы искренне считают его милосердным человеком. Видите ли, наши женщины дают людям прозвища, которые им меньше всего подходят. Это глупая игра, они ею забавляются. В действительности они считают милорда безжалостным. Вот причина, по которой они якобы восхищаются им, — добавил он многозначительно. — Вождь клана не должен слыть ни милосердным, ни добросердечным. Он бы счел эти качества слабостью.
Она начинала улавливать смысл этой женской игры.
— Значит, если то, что вы говорите, правда, они считают Огги …
— Слабоумным.
Наконец она поняла его. Кит увидел, как ее глаза наполнились слезами, она не успела отвернуться.
— Тогда, значит, они считают меня трусишкой. Теперь я поняла. Благодарю вас, Кит, что вы терпеливо объяснили мне все. Я знаю, это вам было трудно.
— Миледи, пожалуйста, назовите мне имя женщины, от которой вы слышали это…
— Нет. — Она покачала головой — Пожалуйста, извините меня. Я хочу теперь вернуться домой.
Она быстро повернулась и поспешила вниз с холма. Но вдруг остановилась на полдороге и обернулась к солдату:
— Я была бы вам очень признательна, если бы вы не рассказывали об этом нашем разговоре лаэрду. Не следует обременять его такими пустяками, как глупая забава некоторых женщин.
— Я не упомяну об этом, — охотно согласился Кит. Он почувствовал некоторое облегчение, поскольку знал: если Мак-Бейн прознает об оскорблении, нанесенном его жене, он рассвирепеет Кита возмущали такие грубости женщин его клана Конечно, он предан Мак-Бейну и готов отдать жизнь ради безопасности своего лаэрда. Клятва преданности распространялась и на его жену. Он сделает все, чтобы уберечь леди Джоанну от всякого вреда.
Но все же он был поставлен командиром своего собственного клана и потому чувствовал, что проблемы маклоринцев должны решать они сами, а не макбейнцы. Рассказать лаэрду об отношении женщин к леди Джоанне было предательством клана. Кит знал, что все зло шло от Глинис и таких же, как она, умниц. Он решил сурово поговорить с женщинами. Он велит им выказывать хозяйке необходимое уважение.
Джоанна поднялась в свою спальню и пробыла там до конца дня. Гнев и жалость к себе одолевали ее поочередно. Разумеется, она страдала из-за жестокости и грубости женщин, но расплакалась она совсем по другой причине. Ее тревожило другое: а вдруг они правы? Неужели она трусишка?
Ей так не хотелось выходить из своей комнаты, но все же она заставила себя спуститься вниз к обеду. Габриэль, наверное, вернулся с охоты, и Кит должен был быть там, а она не хотела, чтобы тот или другой догадались о ее настроении.
Зала была заполнена солдатами. Они сидели за двумя длинными столами в правом углу комнаты. Запах свежего дерева, сосны и камыша, которым был устлан пол, смешивался с ароматами пищи, внесенной в зал на гигантских досках-хлебницах.
Никто не встал, когда она вошла в зал, что всегда задевало ее. Правда, она не считала, что мужчины это делают намеренно. Некоторые помахали ей рукой в знак приветствия. Солдаты просто не знали, что положено вставать, когда в комнату входит леди.
Она не понимала, что же мешает этим двум группам гордых славных мужчин чувствовать себя одним кланом. Они прилагали столько усилий, чтобы разделиться! Когда кто-нибудь из маклоринских солдат бросал шутку, смеялись только маклоринцы. Ни один из макбейнцев даже не улыбался.
И, разумеется, они сидели за разными столами. Габриэль занимал место во главе одного из них, и все стулья, за исключением одного справа, оставленного для нее, были заняты макбейнцами. Маклоринцы же расположились за другим столом.
Сегодня Габриэль не обратил на нее внимания. Он держал в руках свиток и хмурился, читая начертанное на нем послание.