Такое чувство, что я долгое время была очень голодна и перебивалась не особо питательными перекусами, заглушая потребность, а сейчас перед моим носом накрыли королевский стол, заставив в полной мере ощутить зверский голод. Голод до общения, внимания, симпатии, простых разговоров и откровений, совместного юмора и взгляда глаза в глаза без всяких на то причин.
– Эй, Сырникова! Это что, твой парень? А он знает, что ты фригидная? – слышу ненавистный голосок Вали.
– Митрошин, а твои родители знают, что в роддоме их ребенка подменили на дегенерата со слишком длинным языком?
Не поворачиваюсь в сторону одногруппника, чтобы не видеть его глупую рожу. Надеваю выпавший наушник, вновь закрываясь в своем небольшом и уютном антисоциальном мирке.
«Никто не знает, что у меня внутри.
Не ваше дело!
Уставшее сердце бьется в груди,
Остальное давно сгорело!»
Пары заканчиваются, и я выхожу из учебного корпуса, направляясь к остановке. Честно признаться, нервничаю, даже ладошки потеют. А что, если Тим не придет? Задержится? У меня, конечно, есть его номер, но звонить я точно не буду. Шагаю по тротуару рядом с дорогой, медленно переставляя ноги. Может, лучше поехать на трамвае? Тим не обязан меня подвозить, но он ведь сам предложил, но зачем? Что за жест доброй воли? Я сама себя путаю и никак не могу распознать собственные чувства. Слишком долго, наверное, избегала общения и теперь понятия не имею, как вести себя с парнем, который нравится. Просто нравится! По-дружески!
Девушка в ярко-желтом тренче, идущая впереди, резко сворачивает к дороге, болтая с кем-то по видеосвязи. Замечаю вдали резвую бордовую машину, несущуюся к главному входу университета, и тревога проносится мурашками по шее. Счет идет на секунды, и если первые несколько я еще надеюсь, что девушка-одуванчик и водитель заметят друг друга, то в следующую понимаю, что нет.
Бросаюсь вперед и с силой дергаю девчонку за плечо, заваливаясь вместе с ней. Водитель бордового ведра с гайками отмораживается, и уши закладывает от громкого скрипа резины. Обжигающая боль пронзает поясницу и спину, и только после этого возвращается слух.
– Вы че, курицы тупые?! Жить надоело?! Мозги вам на что?! – надрывается водитель, выскочив из машины.
Тормошу онемевшую виновницу полуаварии, которая удобненько развалилась на мне:
– Эй! Ты как? Встать можешь?
Девушка молчит, ее тело колотит панический озноб. Изворачиваюсь и поднимаюсь на ноги, а потом помогаю девчонке встать под неумолкающие крики водителя, который сыплет ругательствами точно из брандспойта. И он уже явно перегибает. Смотрю на него, выдыхая яростное пламя:
– Слышишь, а тебе, кретину, глаза на фига? Ограничение скорости видел? А знак пешеходного перехода? Что ты распенился тут, как телка?!
– Что ты сказала? – произносит он устрашающе тихо и, перебирая короткими ножками, подлетает ближе. – Кого телкой назвала, тварь? – выплевывает он мне в лицо.
По-хорошему, нужно извиниться и уйти. С такими типами нет смысла разговаривать, но он назвал меня тварью, сломав защитный замок, под которым сидит безумие. Как угодно, но только не тварь. Нервный тик сокращает мышцу на веке, руки сжимаются в кулаки, и я сама подаюсь вперед, скривившись от отвращения:
– Тебя! Потому что ты ноешь, как самая настоящая…
Чувствую колебание воздуха рядом с виском и машинально зажмуриваюсь.
– Джон, подумай еще раз, прежде чем это сделать!
Открываю глаза, резко втягивая ртом воздух. Кто-то обнимает меня сзади за плечи и рывком прижимает к груди. Коротконогий смотрит выше моей головы и медленно пятится.
– Правильное решение, – рычит мой спаситель.
На секунду, всего на секунду кажется, что я слышу те самые любимые хриплые нотки.
– Егор, она сама мне под тачку прыгнула, а потом еще и наехала.
Егор?! Дергаюсь, желая вырваться, но не могу сдвинуться с места из-за крепкой хватки.
– И ты решил разобраться с девчонкой? – презрительно спрашивает Егор.
Закрываю глаза, вслушиваясь в речь и тембр, но совпадений в голосе больше нет. Может, показалось?
– Я же не знал, что она твоя. Без обид, – говорит коротконогий. – Психанул. Извиняюсь.
– Перед ней извинись! – злобно произношу я, кивая на девочку-одуванчик с таким зеленым лицом, будто ее сейчас стошнит.
– Прости, – бросает он и прыгает в тачку, тут же ударяя по газам.
– У тебя талант устраивать скандалы и разборки, Лиля, – вздыхает Егор рядом с моим ухом.
– А у тебя – появляться супервовремя. Может, уже отпустишь меня?
– Да, извини. Боялся, что ты его убьешь.
Егор убирает руку, и я наконец-то могу нормально дышать. Возвращаемся на тротуар, девочка-одуванчик пищит тихо:
– Спасибо.
– Пожалуйста, – отмахиваюсь я, потеряв к ней интерес.
Меня больше волнует бывший начальник, который стоит сейчас передо мной с невозмутимым выражением лица. Он так орал на меня в последнюю нашу встречу, что я не удивилась бы, если бы Егор подошел и треснул меня следом за коротконогим. Легкий ветерок касается кудряшек Егора, его пристальный взгляд практически парализует. Сложно смотреть в глаза тому, кто совсем недавно бросил в тебя огромным комком разочарования и злости.
Я понимаю Егора, он поверил в меня, приняв на работу, защищал от дьявольского менеджера, помогал, а я его подвела. Чувство внезапной неловкости заполняет до краев. Отвожу взгляд, собираясь с силами, и через мгновение возвращаюсь к теплым карим глазам:
– Что ты здесь делаешь?
– Учусь.
– Понятно, – отзываюсь я, – спасибо за помощь. Но твой друг теперь думает, что мы…
– Он мне не друг, – с легкой усмешкой прерывает Егор.
А чего это он такой спокойный? Какого лешего стоит тут и болтает со мной, словно ничего не было?
– Да? – удивленно спрашиваю я. – А мне показалось, что он тебя вроде как боится.
– Не меня, а моего брата, но в данной ситуации это не имеет значения. Лиля, тебе нужно быть осторожнее, – с родительской строгостью и волнением говорит Егор. – Я не видел всего, но, по-моему, ты его специально провоцировала. Если бы я не успел…
– …я получила бы заслуженно, но и он с целой рожей не ушел бы.
– А ты отчаянная, – хмыкает он с недовольством.
Беспечно пожимаю плечами, хотя в теле все еще ощущается нервная дрожь от ситуации пятиминутной давности. Если бы Егор не появился, еще неизвестно, чем бы дело закончилось. Одно слово, всего одно, которое напомнило о смрадной яме серьезных отношений, где я сидела несколько лет в полнейшем страхе, и меня накрыло, точно лавовой волной.