Мятежный век. От Якова I до Славной революции - читать онлайн книгу. Автор: Питер Акройд cтр.№ 8

Яков. Мне казалось, что закон основан на разуме. И я, и другие люди обладаем разумом не в меньшей степени, чем судьи.

Эдвард Кок. Хотя, сэр, вы богато одарены природой, вам не хватает познаний в английских законах. Чтобы судить, надлежит руководствоваться не естественным разумом, а установлениями и законами.

Прения продолжились.

Яков. То есть я связан законами? Это утверждение пахнет изменой!

Эдвард Кок. Брактон ^[9] говорит, что король не подчиняется никакому человеку, но подчиняется Богу и закону.

Один свидетель отметил, что «его величество пришел в такую ярость, какой в нем никто не знал. Смотрел и говорил свирепо, сжимал кулаки, готовый к удару, который лорд Кок предотвратил, упав на четвереньки…». Наверное, Кок сдался и попросил пощады, однако в последующие годы полемика между короной и законом продолжилась в еще большем масштабе и с большей серьезностью.

Интриги при дворе тоже не заканчивались. Фавориту, на тот момент сэру Роберту Карру, в придачу к титулу требовалось поместье. К большой удаче Карра, у сэра Уолтера Рэли, все еще находившегося под стражей, конфисковали поместье Шерборн. Он думал, что передал его своему сыну, но Королевский совет распорядился иначе. Поместье передали фавориту короля. Леди Рэли в сопровождении двоих сыновей допустили к королю, где она бросилась к его ногам. «Мне нужна эта земля, – прозвучало из королевских уст. – Мне нужна она для Карра». Вот истинный голос Якова I.

В 1605 году один из «ученых советников» короля преподнес ему трактат, вобравший в себя дух Нового времени, – Об успехах и развитии знания, божественного и человеческого» (Of the Proficience and Advancement of Learning Divine and Human). Эта работа Фрэнсиса Бэкона, больше известная последующим поколениям под названием «О приумножении наук» (The Advancement of Learning), поистине изменила подход к человеческому познанию и природе знания. Бэкон несколько лет прослужил на государственных должностях под покровительством своего дяди лорда Берли и впервые появился при дворе Елизаветы. Однако пришествие нового короля обещало более существенные награды, и вскоре после вступления на престол Якова I Бэкон представил ему два трактата по таким вопросам, как объединение Шотландии с Англией и форма административного устройства церкви.

Тем не менее «О приумножении наук» была работой в совершенно ином ключе, а именно той, что помогала создавать атмосферу научной рациональности, характерную для всего XVII столетия. Прежде всего Бэкону требовалось расчистить хаос унаследованного знания. На первых страницах трактата «первая груда знаний» (the first distemper of learning) отвергается на том основании, что «люди изучают слова, а не дела». По его мнению, слова, а не вещи составляли основу традиционной науки на протяжении столетий: и во времена высокопарного гуманизма Ренессанса, и в эпоху схоластического богословия Средних веков. Бэкон заявил, что «люди слишком удалились от изучения природы, анализа ощущений и взамен снова и снова разбирались в собственных размышлениях и представлениях». Наступило время внимательно посмотреть на окружающий мир. Далее он отмечает: «Этот вид неполноценного познания доминирует преимущественно у тех ученых, которые имеют острый ум, массу свободного времени и ограниченный круг чтения. Их разум, замкнутый в келье нескольких авторов (Аристотель был их главным авторитетом), как сами они были заключены в пространстве монастырей и колледжей, имевший незначительные познания в истории природы и времени, мало проникал в суть реальных вещей».

Ясность и убедительность его прозы – безупречное оружие атаки на усложненность и чрезмерную искусность прежней науки. Именно поэтому Шелли цитировал Платона и Бэкона как самых значительных из всех поэтов-философов.

Бэкон критиковал подходы и принципы предыдущего метода познания, выдвигая на первый план эксперимент и наблюдение, которые, с его точки зрения, и дают основной материал для настоящих естественных наук. Он полагал, что ученым и экспериментаторам его времени следует посвятить себя «пользе, а не показухе», «делам здравого смысла и опыта». Бэкон предостерегал: «Чем дальше вы уходите от деталей, тем больше опасность совершить ошибку». Впоследствии такая постановка вопроса будет описываться как «научный» подход.

Целью любого познания, по Бэкону, служит польза и процветание человечества. Материальный мир нужно понять и подчинить себе посредством «усердного и серьезного изучения истины», которую можно выяснить только «восходя от опытов к исследованию причин и опускаясь от причин к изобретению новых опытов». Это революционное изложение метода научного познания делает Бэкона, а с ним и эпоху короля Якова I отправной точкой Нового времени.

Бэкон желал изменений в организации и методологии получения знаний. Он предложил направлять работу университетов, колледжей и школ «разнообразными поощрениями, здравым руководством и сопряжением трудов». Здесь можно усмотреть зарождение подхода, который ляжет в основу работы Королевского научного общества и вдохновит изобретательскую активность, проявившуюся в первые годы Промышленной революции. Сам Бэкон разделял пуританские убеждения. Он верил, что мощь фактора личности выше многочисленных прелестей традиции и авторитета; считал, что наблюдение, а не размышление – единственно верный инструмент познания, направленного на практическую цель. Его путеводными звездами всегда были польза и прогресс.

Бэкон надеялся, что при их ярком свете «третья эпоха значительно превзойдет греческую и римскую науку». Будет справедливо сказать, что он помогал изменить скорость и направление развития новой науки. Свою более позднюю работу Фрэнсис Бэкон назвал Instauratio Magna — «Великое восстановление». На фронтисписе книги был изображен корабль, плывущий между античными Геркулесовыми столбами, которые традиционно обозначали пределы познания и исследования. Это символ путешествия к новым открытиям вопреки начертанным на столбах словам nec plus ultra — «дальше некуда». Таким образом, отчасти правление Якова I знаменует начало плавания человеческой мысли по неизведанным морям.

Казна была пуста. Служащие короны требовали жалованье, но денег не находилось. Парламент не желал утверждать налоги, в графствах местные чиновники не проявляли усердия во взимании надлежащих сумм со своих соседей, а значительная часть средств, собранных в качестве таможенных пошлин, оседала в карманах тех, кто их собирал.

Следующая сессия парламента состоялась в феврале 1610 года. В зале заседаний царил дух неповиновения. Солсбери обрисовал бедственное состояние финансов страны, но парламентариев больше занимал вопрос ограничения расточительности королевского двора, чем утверждение новых налогов. Один из них, Томас Вентворт, заявил, что нет смысла предоставлять королю новые деньги, если он отказывается сокращать расходы. Вентворт вопрошал: «Зачем направлять серебряный поток в королевское хранилище, если оно будет ежедневно опустошаться через личный кран?» Солсбери не дрогнул. Он считал, что члены палаты общин обязаны сначала обеспечить потребности короля, а потом уже высказывать недовольство. Парламентарии, напротив, требовали ответа на свои опасения, прежде чем они обратятся к удовлетворению королевских нужд.