— Джо, послушай… Мне очень жаль. Меня одолела паранойя. Я правда думала, что ты вцепился в Мэри Кей, чтобы добраться до Номи… Я имею в виду, МК уже в возрасте. — Ты не в возрасте. — Джо, я серьезно. Мне жаль. И если ты меня отпустишь… Думаю, ты прав. Мы оба слишком агрессивно реагировали. Будет лучше, если никто об этом не узнает. Когда мы поговорили… В общем, ты прав. Мы на одной стороне. Могли бы понять друг друга.
Я не вчера родился, и я вздыхаю.
— На кровати лежит пульт.
Меланда пинает стенку, как будто только она в безвыходном положении.
— Пошел ты!
Признаюсь тебе, Мэри Кей, я слегка задет, потому что жертва здесь я. Изо всех сил старался хорошо себя вести, а из-за Меланды моя «Комната шепота» превратилась в клетку, и доктор Ники прав: другими людьми управлять невозможно. Мы управляем только собственными действиями. Меланда не заслуживает помощи, но ей повезло; ведь если я вижу человека в застенках, пусть даже по своей вине, что тут еще сказать? Я чертовски добрый самаритянин.
Она зовет на помощь, и я киваю на пульт.
— Ну же, возьми его, — говорю. — Я подготовил для тебя целый проект.
Она дрожит (а может, притворяется, что дрожит), хватает пульт, экран загорается, — вот они, фильмы из ее учетной записи в «Айтьюнс». Видишь ли, Мэри Кей, Меланда с упорством одержимости изучает каждую калорию, попадающую в ее тело. Нужно направить эту страсть к анализу в другое русло. Пусть она хорошенько поразмыслит над тем, что смотрит. Я пытаюсь объяснить ей свою затею, однако Меланда по-прежнему старая собака.
— Господи, — вздыхает она. — Ты не извращенец. Ты психопат.
— Это я псих? Я же извращенец. Меланда, взгляни, сколько в твоей коллекции фильмов Вуди Аллена. Больше, чем у меня!
— Не передергивай! — рычит она. — Я женщина. Мне нужно знать своего врага.
— Чушь собачья. У тебя есть «Кое-что еще» и «Мелинда и Мелинда», они даже в гребаный канон не входят!
Она закипает.
— Выпусти меня.
— Извлеки урок, Меланда.
— Это какой-то кошмарный сон…
— Ох, милая, ты сама понимаешь, никакой это не сон.
— Ты больной.
— Зато мне тоже нравятся «Преступления и проступки».
— Фильм удался только благодаря Анжелике Хьюстон, — кричит она, — а не этому уроду!
Я копаюсь в ее телефоне — эх, видела бы ты меня сейчас, Мэри Кей…
— Хорошо, — говорю, — добро пожаловать на аттракцион «Фильмы Меланды».
— Хватит!
— Все мы порой покупаем фильмы среди ночи, однако выбор кино может многое сказать о наших проблемах.
— Нет!
— Ты любишь фильмы о привязанности женщин друг к другу: «На пляже», «Роми и Мишель на встрече выпускников», «Язык нежности». Также ты явно отождествляешь себя с Бриджит Джонс, если купила все три фильма, а также «Джерри Магуайер» и «Замерзшая из Майами». Хм. Возможно, ты ассоциируешь себя с актрисой Рене Зеллвегер.
Она краснеет.
— Просто распродажа была, идиот.
— Кроме того, ты поклонница лент о женщинах-психопатках: «Рука, качающая колыбель», «Одинокая белая женщина»…
Меланда опускается на пол; теперь она плачет и двигается вперед (ура!), а я сажусь на корточки, как провожатый, и ловлю ее взгляд.
— Меланда, не волнуйся. Мы оба шокированы. Оба потеряли самообладание. — Неправда, я только защищался, но иногда необходимо солгать своему ученику. — Нам нужна минутка, чтобы успокоиться… — А еще чтобы подумать, как с ней поступить. — Ты измучена. Это естественно. Воспринимай происходящее как возможность заняться самоанализом. Пусть эти фильмы будут твоей сказкой на ночь.
Она высморкалась в собственную футболку с надписью «Девушка — это пушка».
— Ты ненормальный.
— Не думай обо мне, Меланда. Я не на шутку обеспокоен. Вдруг у тебя серьезная травма… — Она смотрит на меня, как на сумасшедшего. Я продолжаю: — Ты каждое воскресенье планируешь провести без телефона. Отключаешь уведомления, но всегда срываешься.
Меланда закусывает губу. Потом замечает пакет, который я оставил в комнате, пока она спала.
— Можешь установить телевизор прямо здесь? У меня плохое зрение.
— Меланда…
Она понимает, что давить на меня нельзя (твоя подруга быстро учится, Мэри Кей), и кивает на стол.
— Что в пакете?
— То, что ты любишь больше всего на свете, — говорю. — Дырки от пончиков.
Она едва сдерживает улыбку — даже в таких обстоятельствах приятно, когда кто-то знает тебя до гребаных мелочей.
13
Я в гребаном спортзале (надо быть на виду, это нормально). Шеймус тренируется в метре от меня, подпевает гребаному Киду Року, ностальгирующему по дням славы, пропитанным виски, и неумелому сексу с одноклассницей на берегу озера. Фу. Мы с тобой — то есть вы с Меландой — переписываемся, и я второй раз за пять минут опускаю гантели на пол, чтобы прочитать твое сообщение.
Ты: Выпьем сегодня перед паромом? Во сколько твой рейс?
Меланда: Милая, я бы хотела, но я оооочень занята, лол.
Телефон Меланды звонит — это ты, черт, черт! У меня трясутся поджилки, как будто только что делал упражнения на пресс; я не могу с тобой разговаривать, я же не Меланда, и тем более сейчас, я же в гребаном зале. Отправляю звонок на голосовую почту и набираю текст. Быстро.
Меланда: лол, извини, не могу говорить, слишком занята.
Ты: Понимаю, но удели мне хоть две минуты.
НЕТ, МЭРИ КЕЙ, ОНА НЕ МОЖЕТ.
Я набираю текст.
Меланда: лол, прошу прощения, я уже опаздываю. У тебя опять драма с Джо?
Сердце бешено стучит. Хотя вряд ли меня ждут открытия.
Ты: Уф, и да, и нет. Я просто хочу посидеть с тобой за коктейлем.
Мы не оказались бы в такой неразберихе, если б ты говорила больше со мной, чем обо мне.
Гномус выдергивает свои наушники.
— Что случилось, сплетник?
— Ничего, — говорю я. — Приятель из Нью-Йорка с женой поссорился.
Гномус фыркает.
— Рад, что я не на его месте. Зато мы с тобой на своих местах, новобранец. Занимайся чужими проблемами вне зала. Отвлекает.
Я больше не новичок, я тут живу, а эти фитнес-наркоманы ходят сюда только за тем, чтобы отвлечься от своих скучных жизней. Гномус вновь напяливает наушники, я вытираю гантели — будто у меня руки когда-нибудь были грязные — и выхожу из зала, чтобы закончить нашу беседу.
Меланда: Я бы тоже с тобой выпила, но порааа!
Ты: Ура! Ты знаешь, я всегда за тебя радуюсь, даже если мне грустно от того, что ты уезжаешь. Очень хотела сегодня увидеться… Впрочем, я переживу; главное, что ты счастлива!