Это победа, и мне нужна была победа, а ты снова пишешь, делясь новостями, — ты сегодня идешь на стрижку. Я кладу телефон Меланды в карман (она же написала, Мэри Кей, что очень занята сборами в дорогу), и будет приятно наблюдать, как ты растешь, отвыкаешь от «старшей сестры», однако теперь настало время для самого сложного.
Надо встретиться с напавшей на меня лицом к лицу.
Спустившись, я не заглядываю в клетку, да и «Комната шепота» клеткой не задумывалась. Я стою перед монитором, а Меланда у меня за спиной, обзывает гребаным извращенцем, но ради тебя я должен вывести ее на свет. Она плюет в стекло, и «Комната шепота», оказывается, не звуконепроницаема, то есть я слышу каждое оскорбление в свой адрес.
— Гребаный педофил, психопат, социопат! Ты за это заплатишь, урод! Выпусти меня! Быстро!
Ха! Так дело не пойдет, Меланда, и я вздыхаю.
— Определяйся. Кто я? Как именно ты меня назовешь? Всеми тремя или только одним?
Сажусь в кресло и достаю карточки. Она учитель, я профессор и всю ночь не спал, составляя план урока. Она молотит кулаками по стеклу.
— Педофил!
Я вздыхаю и качаю головой.
— Неверно.
— Да пошел ты!
— Ну же, Меланда, ты гораздо умнее.
— Я все знаю, Джо. Знаю про пошлую книжку Буковски.
О том, что я рекомендовал Номи почитать Буковски, ты, наверное, рассказала Меланде по телефону — в сообщениях я этого не видел.
— Меланда, уж ты-то должна понимать, что в книгах Буковски прекрасно описана мужская подлость. Ты же преподаешь английский.
Часто заморгав, она отворачивается.
— К твоему сведению, я умею вычислять педофилов, а использовать мать, чтобы добраться до ребенка, — самый старый трюк.
— Думаю, из-за приложений для медитации ты стала параноиком.
— Ехидничай сколько влезет, милый. Я все видела. Ты чудовище. Ты педофил и скоро будешь гнить в тюрьме.
— Сменим тему, — говорю я и беру карточки. — В заметках на телефоне я нашел твой дневник.
— Нет, не смей!
Она колотит по стеклу, а я выбираю одну из любимых цитат.
— Дата: первое ноября. «МК звонит и ждет, что я тут же отвечу, как будто у меня других дел нет, но разве она отвечает на МОИ звонки? Не-а! Слишком занята своим семейством. Вот и наслаждайся одиночеством, мамаша!»
Она закрывает уши руками.
— Прекрати.
Выбираю другую карточку. Настоящая жемчужина.
— Дата: двадцать седьмое октября…
— Гребаный ты растлитель малолетних. Это личные заметки! У меня был ПМС.
Сохраняя самообладание, я продолжаю читать.
— «Иногда жалею, что не могу придушить ее собственными руками. МК так довольна собой, будто она первая в мире завела роман на работе. Займись семьей! Если б Номи была моей дочерью, я бы никогда… Ррррр! Какой пример ты подаешь ребенку! Хватит с ним флиртовать, шлюшка, не любит он тебя, не все парни на тебя тут же западают, и купи себе чертовы штаны! Где, блин, мои месячные?!»
— Брось, Джо. Тебе не понять. Женская дружба… непростая.
Я беру ее телефон и открываю переписку с Шеймусом.
— Значит, поэтому ты спьяну писала Шеймусу, мол, кто из нас лучше трахался в старшей школе? — Меланда плюет в меня, как будто я виноват в ее глупости, и я до сих пор не могу поверить, что ты переспала с Шеймусом; мне больно, очень больно, и я вздыхаю. — Я не осуждаю тебя, Меланда. Просто хочу помочь тебе увидеть, что иногда… ты тоже ошибаешься.
— Пошел ты, извращенец!
Я выбираю следующую карточку.
— Четвертое ноября. «Я бы давно перебралась в Миннеаполис, если б не Дури Кей. Ненавижу! Лучше б Номи жила со мной, угххх!» Дури Кей? Остроумно.
Она смотрит мне в глаза.
— Слушай, придурок, здесь больной на голову только ты. Это ты следил за Номи. Я видела.
— Знаешь, Меланда, — говорю я, — кое-что причиняет мне боль даже больше, чем саднящие ребра… — Она закатывает глаза — оживший смайлик из мессенджеров. — Я могу понять. Здесь нелегко быть одиноким. Черт, да тут повсюду только семьи. А мы с тобой… в меньшинстве. Ты пыталась делать добрые дела… И я тоже, но только ты решила, что если я неженат, значит, я ненормальный.
— И оказалась права. Ты педофил.
— Меланда, я не педофил. Однако, прочитав твои заметки, не могу не задаваться вопросом, что ты делала ночью в лесу…
— Ты больной. Я приглядывала за Номи.
— Ясно.
— Буковски, Вуди Аллен… Я сразу все поняла, а теперь стало очевидно. Я тебя вижу насквозь.
Беру следующую карточку.
— «Как приятно сообщить Дианн и Эйлин, что проект инкубатора теперь буду вести я одна. В этих девчонках столько показного самодовольства, кто-то просто должен щелкнуть их по носу. Они понятия не имеют, как тяжело быть женщиной в реальном мире!»
Она сидит, держа спину прямо, будто на голове у нее лежит книга.
— Ну, и что тут такого?
— Не чувствуешь лицемерия? «Женщины поддерживают женщин». А ты буквально уничтожила тех, кто тебя поддержал.
— Судить здесь надо не меня.
— Клеймишь меня педофилом. Напала на меня. А сама-то? Ненавидишь лучшую подругу и обманываешь своих сестер.
Она скрещивает руки на груди.
— Сколько бы ты ни пыжился, извращенец, тебе все равно не понять. Эйлин и Дианн еще студентки. Я не уничтожаю их труды. Они еще не имеют ни малейшего представления о том, как нелегко одинокой женщине выжить в школьной системе. Пусть попробуют каждый день ходить на работу, где тебя считают шлюхой только потому, что ты не замужем. И раз у тебя нет «личной жизни», значит, обязана вкалывать целыми днями. Словно быть незамужней — это психическое отклонение.
— Господи, Меланда, признай наконец: твои коллеги не правы, а ты заблуждалась насчет меня.
— Тогда открой дверь и выпусти меня. Докажи, что ты не хищник.
— Меланда, я хотел бы тебе доверять, правда. И все же я не приставал к Номи, а вот ты на меня напала, и это факт.
Она колотит по стеклу, и ей, пожалуй, больнее, чем мне.
— Отпусти меня! Сейчас же!
Ее телефон гудит у меня в кармане. Сообщение от тебя:
Когда летишь в Миннеаполис?! Я так рада за тебя!
Меланда опускает кулаки.
— Это Мэри Кей? — Теперь она дрожит и трясется, ее внушительный словарный запас сузился до одного слова. — Больной!
Я пишу ответ, потому что вы, девушки, всегда отвечаете.
Уезжаю через пару часов!
Меланда стучит в стекло. Уже не так сильно. Она снова учитель.