Телефон звякает.
«Софи моб.»: ку-ку! как делишки в дурдоме?
Да все как обычно.
«Софи моб.»: как настроение?
Так себе.
«Софи моб.»:
хочешь, приеду навестить?? привезу шоколадку!
Все нормуль, не переживай. Просто подумала про тебя, вот и все.
«Софи моб.»: Тоже про тебя думаю. МИЛЛИОН ХХХ
Где-то с минуту ничего не происходит. Думаю, что все, но телефон опять коротко звякает.
«Софи моб.»: просто чтоб ты знала, камилла большая чистюля не то что ты, но с ней не так весело
Она прекрасно знает, что приключилось с Энди, так что не могу понять, что означает эмодзи с винной бутылкой — шутка это или нет. Хотя по-любому классно.
Я — Королева Веселья!
«Софи моб.»: это МЫ когда ты выйдешь!
Надеюсь, что тортик побольше будет!
«Софи моб.»: хотя серьезно. жду не дождусь. без тебя как-то не так
Полагаю, было глупо рассчитывать, что Софи хоть как-то поднимет мне настроение. Ей почти всегда это удается, словно у нее дар к этому, но я чувствую лишь досаду, пока в башке не срабатывает какой-то переключатель — и я вдруг в бешенстве. Потому что все это совершенно несправедливо, а в том, что сейчас происходит, нет моей вины, и теперь я сама лихорадочно прокручиваю список эмодзи.
Отправляю сообщение и сразу же чувствую угрызения совести, так что быстренько закидываю вдогонку улыбающуюся рожицу, но ущерб уже причинен.
Откидываюсь на стуле, и тут вспоминаю, что именно забыла, и теперь чувствую себя просто ужасно — потому что так и не написала «прости», как намеревалась. Именно ради этого я изначально и написала ей, поскольку уже давно должна была ей это сказать. Поднимаю взгляд на камеру видеонаблюдения в углу и с широченной улыбкой машу в объектив. Понятия не имею, кто видит меня на экране или оценят ли там мое веселье, но это не особо важно.
«Я не достигну ничего, пока он во что-нибудь не врежется…»
Ущерб уже причинен.
53
Целую вечность назад, сразу после того, как убили Кевина, но перед тем, как все вокруг погрузилось во мрак, я вошла в эту комнату и была встречена как какой-то герой-победитель или типа того — потому что раздобыла немного «травы» и была за этим застукана. Хотя сегодня я не хочу сидеть и любезничать со всей этой компашкой. Не хочу делать вид, будто все пучком, и слушать, как они говорят обо мне, — но то, чего я хочу, похоже, больше уже не принимается во внимание. Мне в этом смысле не предоставлено никакого выбора. Как только я оказываюсь в столовой, Люси вскакивает с места, и меня чуть ли не силой волокут присесть и поесть вместе со всеми остальными — только лишь потому, что я пыталась сбежать и через пару часов была опять препровождена обратно прыщавым юнцом в мундире полицейского констебля.
Господи, они хотят знать абсолютно всё… Что я делала и каково это было. Хотят, чтобы я возродила каждую секунду этого своего великого приключения. Можно подумать, блин, что я выбралась из какого-нибудь Кольдица
[108] через собственноручно выкопанный туннель.
— Ты подралась с ними? — интересуется Боб.
Отвечаю ему, что в этом не было особого смысла.
— И даже хоть немножко не посопротивлялась?!
Ильяс явно возмущен, будто я каким-то образом оскорбила его в лучших чувствах. Словно опорочила высокое звание буйного больного из отделения «Флит».
— Тебе надо было как следует пнуть этого коппера в яйца, — говорит он. — Врезать ему по морде пару раз, по крайней мере. Тебе за это все равно ничего не было бы, потому что это больница, согласны?
— Особенная больница, — уточняет Донна.
— Потому что мы сами особенные, — вставляет Боб.
Ильяс несколько раз кивает.
— Ну да, конечно, что бы они тебе сделали?
— Они могли запретить мне играть в «Скрэббл», — говорю я.
Тони чуть не лопается от смеха: «Хр-хр-хр!», и Ильяс через пару секунд тоже смеется. Даже Лорен вроде находит это забавным, и я жалею, что нахожусь не в том расположении духа, чтобы как следует насладиться этим моментом.
— Джордж говорит, что ты была в каком-то кафе. — Лорен выжидает, тыча вилкой в жареную картошку.
— Джордж сказал? — Мне не слишком-то нравится мысль, что Джордж успел что-то кому-то рассказать. — А что еще он говорил?
— Что ты ела тост. — Она чувствует мою неловкость и тут же набрасывается на нее, как собака на кость. — Это что, большой секрет? Еще один?
— А какой другой? — тут же спрашивает Люси.
Делаю вид, будто не слышу последнее замечание Лорен и что вообще все это не более чем дружеские подначки.
— А он не сказал тебе, с чем был этот тост?
— Как будто мне не насрать… — Лорен вдруг приходит в бешенство, ни с того ни с сего. — С собачьим дерьмом?
Если вас интересует мое мнение, то в этих стенах вообще не принято помалкивать в тряпочку. Людей тут хлебом не корми, а дай только перемыть кому-нибудь косточки и выложить что-нибудь про себя, включая и самые пикантные подробности, и мне не стоит забывать, что когда я еще пыталась раскрыть то первое убийство, как раз я этим в основном и занималась. Правда, теперь любые разговоры делают меня напряженной и дерганой. Те, в которых я участвую, или те, которые случайно слышу вокруг, а особенно такие, когда меня нет рядом, но я чертовски хорошо знаю, что они имеют место. Шепотки, понимающие взгляды и двусмысленность. «Почему ты вдруг вздумала удариться в бега?» — спросил у меня Маркус. Теперь я задаю себе вопрос, почему так и не бежала дальше без остановки. Моя б воля, всех бы тут прямо сейчас немедля заткнули — пусть глотают свои пилюли, складывают головоломки и жрут котлеты с картошкой, держа пасть на замке!