Бесконечные вещи - читать онлайн книгу. Автор: Джон Краули cтр.№ 49

«Это и есть искусство менять форму и субстанцию предметов», — сказал Осел.

Рабби ничего не ответил, и Осел добавил: «Так я прочитал у древних авторов».

«Все существа во вселенной возникают благодаря действию двадцати двух букв, — сказал рабби. — Сочетая разные виды их, мы получаем 231 врата ^[303]. И через эти врата вошли, войска и легионы их, все вещи, имеющие имя, во все три царства: Мир, Год и Душу».

«Не предшествуют ли они словам Fiat lux ^[304]?»

«Возможно, — ответил рабби. — Мидраш ^[305] рассказывает, что Всевышний, да будет он благословен, попросил помощников для создания мира, и Тора ответила: возьми эти двадцать два, из которых я состою».

Он говорил простыми словами, и не только потому, что говорил на чужом языке; он говорил знаменитому своей простотой животному, чьи копыта цокали по булыжникам рядом с ним и чьи длинные уши подергивались и привставали, как будто искали мудрых слов.

«Но даже с их помощью, — продолжал рабби, — потребовалось несколько попыток, чтобы создать мироздание, способное к самовыдержке: ему предшествовали более ранние мироздания, которые появлялись и исчезали, словно искры, извергаемые молотом кузнеца, которым он бьет по лежащему на наковальне железу».

Осел даже заревел: мысль о Юпитере или Иегове, который трудится на бесконечной кузнице, уничтожает свою работу и начинает заново, очень хорошо подходила ему — как будто он сам об этом подумал.

Рабби (даже не заметив заминки) продолжал объяснять, что первые вселенные проистекали целиком из его Силы и его строгой Справедливости; каждую из них было слишком трудно сохранить, и они уничтожали сами себя; только уравновешенный другими Его качествами: Мудростью, Материнством и Супружеством, мир сумел выжить и продолжить существование там, куда был призван.

«Но даже сейчас творение не завершено, — сказал рабби. — Сказано, что этот мир растет на протяжении последовательности Лет или shemitah ^[306], каждая из которых отличается от другой. Нынешняя shemitah является эманацией сфиры Гвура, что правит суд, то есть левой руки Всевышнего. Это любой может увидеть. А раз так, предыдущая эпоха — эманация сфиры Хесед, нежной Любви-доброты ^[307]».

«А эпоха, которая грядет?» — спросил Осел.

«Рахамим ^[308]: Красота, Сочувствие, Милосердие».

На мгновение он остановился и опустил голову; так же поступил и Осел рядом с ним: как будто они ждали этого века, до рассвета которого еще так далеко.

«Каждый Год, — сказал рабби, — длится семь тысяч обычных лет, и в конце каждого из них все начинается заново, но по-другому».

«Все?»

«Некоторые говорят, что в прошлой shemitah даже Тора не вмещала тех возможностей, которые вмещает сейчас, и shemitah, которая грядет, тоже не будет их содержать, но будет содержать другие, которыми сейчас не располагает. Есть и такие, которые считают, что в Торе этой эпохи нет одной буквы — ее обнаружат только в следующую. Это открытие должно изменить все, но понемногу».

«А, — сказал Осел, — значит, должно».

«Другие говорят, что некие несчастные души, сформировавшиеся еще в прошлом Году, продолжают существовать в нынешнем, в котором они бродят неудовлетворенные, нигде не чувствуя себя дома и не зная почему».

Осел задумался над его словами и своим собственным положением.

«Возможно, — сказал он, — они величайшие ученые, равно как и величайшие глупцы. Ищут смысл, который они помнят или которого ожидают, но он изменился навсегда».

Рабби какое-то время шел молча, как будто проверял себя, правильно ли он понял замечание Осла и действительно ли это так.

«В любом случае, — наконец сказал он, — эти истории неправдивы. Есть только одна эпоха, один мир, одна Тора и одна душа для каждого человека».

Осел не стал спорить с Великим Рабби, достаточно мудрый, чтобы знать правду, достаточно терпеливый, чтобы ждать. О том, что сам был доказательством того, что человек может иметь больше одной души, созданной для него на лоне Амфитриты ^[309], он не стал говорить. Он лишь остановился, растопырил задние ноги и послал струю мочи в сточную канаву; рабби тактично ушел вперед и не обратил на это внимания.

Работа была долгой, как и предупреждал рабби. Джорданисты сняли комнаты в доме в замковом районе, который назывался «Три короля», die Heilige drei Königen ^[310] (где однажды, уже в другом мире, будет жить и мечтать о метаморфозе Франц Кафка ^[311]). Они опять начали ставить пьесы, чтобы заработать себе на пропитание: в этом городе они были в большей безопасности, чем в любом другом месте империи. Помимо Онорио и Луция, они играли новую пьесу об Иоганне Фаусте, очень похожую на те, которые так любили пражане — только у них дьявол, с которым Фауст договаривался о продаже своей души, был не schwarze Pudel ^[312], а хорошо говорящий Осел.