– Конечно, – кивнул он. – Не все такие и не у всех так. Но часть из перечисленного мною будет обязательно. Я не хочу ни в коем случае сказать, что армяне плохие. Просто они другие. То, что для подавляющего большинства русских девушек является странным и неприемлемым, для армянок нормально. И наоборот. То, что мы видим в семье своих родителей, накладывает неминуемый отпечаток на нашу будущую семью, на представление о том, какой она должна быть. Чтобы мягко и без травм для себя и других вписаться в армянскую семью, нужно родиться армянкой! И видеть весь смысл жизни ТОЛЬКО в муже и детях. Ему не будет комфортно с тобой, тебе постоянно будет трудно с ним. Лучше каждому жениться на представителе своей нации, потому что из-за наших переоцененных возможностей потом страдают ни в чем неповинные дети, которые даже не смогут сказать, русские они или армяне. Все, сказанное мною, возможно, убережет тебя от ошибки. Я ни в коем случае не могу брать на себя право запрещать тебе выходить замуж. Но поверь, ни я, ни мама этому браку не будем рады.
– Отчим Паши не армянин. И мать только наполовину армянка, – неуверенно заговорила Таня. – У них в семье нет таких порядков.
– Твоего Павла до какого возраста воспитывал отец?
– До четырнадцати лет, – потухла Таня.
Глаза заволокло слезами. Аркадий Валентинович встал, мягко положил руку на ее худенькое плечо и промолвил:
– Хорошо подумай, Татьяна.
Затем он вышел, оставив ее наедине с сумбурными мыслями.
Катя была дома одна. Появлению Анастасии почти не удивилась. Хотя и особой приветливости не выказала. Пригласила на кухню и принялась заваривать чай. А та не знала, с чего начать. Все заготовленные фразы вылетели из головы.
– Как ты? Что сказали родители по поводу твоего ухода из училища? – робко поинтересовалась гостья.
Кухня, в которой они расположились, была маленькая, но светлая. Белый шкаф-«пенал» и еще пара настенных, фанерный стол, столешница которого украшена серым узором под мрамор, и такие же табуретки – стандартный советский кухонный гарнитур, имевшийся практически у каждой семьи в стране. Тогда достать что-то более-менее оригинальное можно было только в Москве или, например, Вильнюсе, да и то, выстояв огромные очереди. В Настином времени, кстати, многие до сих пор жили так же. В углу у окна шумно урчал холодильник, на котором стояла хлебница. Между холодильником и столом-шкафом находилась газовая плита. Рядом с ней на табурете возлежал полосатый кот, который снисходительно позволил Насте его погладить.
Конечно, бедной обстановку назвать было нельзя. Скорее обычной. Обычные ковры на стенах, считавшиеся в СССР одним из признаков достатка, обычная добротная мебель, красивые светильники из стекла и латуни, которые даже в две тысячи девятнадцатом году имели бы весьма стильный винтажный вид. Но вот дыхания праздника здесь совсем не ощущалось. Наоборот – от хозяйки веяло некой грустью, и это отражалось на всей атмосфере.
Катерина села на стул, поджав одну ногу, и взяла печенье. Бледная, плечи и ключицы еще больше заострились, как будто она похудела. Судя по всему, уход из училища на пользу не пошел и заставил понервничать. В остальном Катя не изменилась – те же лучистые глаза и почти белые волосы, придающие ее внешности нечто детское. Какую-то совсем девчоночью прелесть. Таких хрупких блондинок часто сравнивают с ангелами.
– Родители, близкие и неблизкие родственники постоянно твердят о том, что я не оправдала надежд, да и вообще намекают, что я тупая. Восстанавливаться не буду. И поступать в хореографическое училище тоже. Хотела бы. Но вряд ли получится. Проблема в том, что все на меня давят и постоянно тычут мордой в эту ситуацию. Хотя мне и так несладко.
Настя подумала, что ведь перед своим уходом Катя, наоборот, уверяла, будто именно родители считают это решение правильным и полностью ее поддерживают. Напоминать не стала, потому что и так видела – той на самом деле тяжело. Может, и рассказывала ей все это потому, что хотелось с кем-то поделиться, устала держать в себе.
– А как у наших дела? – спросила Катерина.
Чайник начал закипать, и хозяйка приготовила заварник.
– Так себе. Мартовицкий получил сотрясение мозга, и теперь его участие в «Гаянэ» под большим вопросом.
– Да уж, не повезло ему, – сочувствующе покивала Катя.
– Кстати, девочки тебе привет передавали.
– Спасибо. А почему они с тобой не приехали?
– Татьяна простудилась. А Тома… Мы с ней не очень ладим, если честно.
– А с Гальской ты, выходит, подружилась?
– Да.
Катерина хмыкнула, но больше ни о чем расспрашивать не стала.
– Ка-а-ать, – начала Настя, собравшись с духом. – Я тебя как-то видела в обществе отчима Паши Тайгряна.
Сказала и тут же отвела взгляд. Стала рассматривать плитку кухонного фартука, тарелки в сушилке на столешнице, висевшие в ряд половники, шумовки и лопатки, – что угодно, лишь бы не смотреть на бывшую одногруппницу. А Катерина встрепенулась, поглядела враждебно, и вместе с тем испуганно. Потом осела, вся сжалась, словно ее единственным желанием было исчезнуть.
– И что? – глухо спросила она.
– Он тебе кто?
– Козел он, вот кто, – со злостью выпалила девушка.
– Почему?
– Потому что я от него беременна.
Гостья совсем неделикатно уставилась на Катерину. Повисла тишина.
– В смысле… – начала неуверенно Анастасия. – Ты шутишь так, что ли?
Катя горько фыркнула.
– Если бы. Я с ним путалась несколько месяцев. С сентября. Подкатил богатенький мужичок, в ресторан позвал. Ну я, дура, и повелась. Вам говорила, что с молодым человеком на свидания хожу, а сама с ним…
– Как так, Кать, – ошарашенная балерина не могла до конца поверить в услышанное. – И что теперь? Рожать?
– Не знаю пока. Не решила. Родители в курсе, но думают, что от Женьки, моего давнего поклонника. Хотят, чтоб мы поженились.
– У меня даже слов нет, – вымолвила Анастасия. – А Платон этот… Ты же его засудить можешь.
– На каком основании? Мне уже есть восемнадцать. Он меня не насиловал. Сама дала.
Настя отставила чашку. Какой уж теперь чай? Совсем не до него.
– Почему ты мне рассказала? – тихо спросила она.
– Надоело молчать. И ты, я уверена, трепаться не станешь.
– Знаешь, что за ним уже такое водилось? Его из Москвы сюда потому и перевели.
– Неудивительно.
– Кать, он, наверное, убийца…
– Чего? – теперь пришла очередь Катерины удивленно вытаращить глаза.
Настя рассказала ей всю историю с подземными ходами и найденными там останками девушек.
– Да ну, не верю я в такое, – усомнилась Катя. – Он сволочь, конечно, кобель. Но не маньяк.