Загадка фарфоровой балерины - читать онлайн книгу. Автор: Елена Тюрина cтр.№ 47

– Мы не договорили насчет твоего армянина. Это все очень серьезно, а ты, как ребенок, прячешься от проблемы.

– Мам, давай потом? Я неважно себя чувствую.

– Ты заболела? Танюша, перед премьерой! – разволновалась Елена Ивановна. – А ну открой! Что там с тобой?

Понимая, что мать не отвяжется, Таня все-таки нехотя поднялась, спрятала лед, и отомкнула щеколду на двери своей спальни. Балерина искренне желала, чтобы зазвонил телефон, и ее вызвали завтра на внеочередную репетицию или еще куда-нибудь. Но аппарат молчал.

– Ну и? – мать говорила ледяным тоном, ясно давая понять, что мнения своего не изменила.

Благо, горел только настенный светильник, и разглядеть следы слез на лице Татьяны было невозможно. Девушка молчала, обняв колени руками.

– Танюша, – мама неожиданно мягко заговорила, присев рядом. – Мы с отцом не уверены, что Паша – тот человек, который тебе нужен. Не обижайся. Мы ведь хотим как лучше для тебя. Со временем ты сама все поймешь.

Девушка продолжала безмолвно глядеть куда-то в пол, изучая узоры на паласе.

Напряженная пауза затягивалась. Видя, что по-хорошему поговорить не удастся, Елена Ивановна снова приняла суровый вид и отрывисто произнесла:

– Ты вообще понимаешь, что отцу не нужны проблемы с репутацией? А у отчима этого Паши она подмочена. Почему его поганой метлой из Москвы погнали, ты знаешь?

Таня отрицательно покачала головой.

– Вот! И не надо тебе знать! А отец в курсе и связываться с ним не хочет категорически. Будь благоразумной, Танечка, послушай нас и расторгни эту помолвку.

– То есть если отчим против, я должна по щелчку слушаться? – зло проговорила балерина. – Может, он меня, как в средние века, насильно замуж выдаст за кого-нибудь из его круга? А что, я же завидная невеста, меня можно удачно продать. Сколько там у меня на книжке накопилось ^[17]?

– Ты думай, что говоришь! – зашипела мать. – Надеюсь, ты несешь всю эту чушь только потому, что действительно плохо себя чувствуешь!

Она боялась, что крамольные речи дочери услышит муж. Он по-своему любил Татьяну, даже усыновил ее совсем крошкой. Порой мог поболтать и пошутить с ней. Например, однажды взял в руки пуанты и задумчиво сказал: «Так вот ты какой, «испанский сапожок» для Эсмеральды из «Собора Парижской Богоматери». Потом так и закрепилось в их семье прозвище пуант – «испанские сапожки». Но в то же время Аркадий Валентинович был жестким человеком и диктовал родным свои правила. Назвать его самодуром или тираном нельзя было. Отчим подходил к любым вопросам взвешенно и даже мудро. Но и ослушаться его пока не рисковал никто. Таню угнетало такое положение вещей, но от бунта спасало то, что большую часть времени она проводила вне дома.

– А если я не расстанусь с Павлом, что тогда? – сузив глаза, осведомилась девушка.

Мать встала, закрыла дверь и повернулась к дочери.

– Ты что, сдурела? – выдохнула она грозно. – Я тебя спрашиваю! А ну посмотри на меня!

Таня отвернулась, чтобы спрятать беззвучно катившиеся по щекам слезы. За окном уже была непроглядная тьма. Так что видела она в нем лишь свое собственное отражение.

– Я с кем говорю? Ты вообще понимаешь, что будет, если отец разозлится? Ты и так с ним поладить не можешь, хотя он все для тебя делает. Даже фамилию свою дал!

Татьяна продолжала вглядываться в темноту, не решаясь посмотреть на мать.

– Вы теперь всю жизнь будете попрекать меня этим? – глухо спросила она, дрожа от собственной дерзости. – Я не просила его меня удочерять.

Сама понимала, что перегибает. Отчим действительно делал для нее много и относился очень хорошо. Да, приходилось терпеть его контроль, но во всех семьях есть свои странности. И эта еще не самая ужасная.

– Что ты мелешь, дура! – взорвалась мать. – Ты что думаешь, лучше безотцовщиной быть? Чтоб на тебя все косились и за спиной жалели?

Татьяна резко повернулась к Елене Ивановне и в ярости бросила той в лицо первое, что пришло на ум.

– Так не рожала бы меня от первого встречного! Кто виноват, что он тебя бросил? Нужно было думать, прежде чем бежать с ним в загс и детей плодить! А отчим мне чужой! Я не могу себя заставить называть его отцом!

Мать в исступлении влепила Тане пощечину. Та, отрезвленная этим, отшатнулась и затихла. Еще никто никогда не позволял себе поднимать на нее руку. А от матери, самого родного человека, она такого уж точно не ожидала. Девушка упала на кровать и зарыдала в голос, больше не сдерживая себя.

Какое-то время Елена Ивановна стояла посреди комнаты и молча смотрела на рыдающую дочь. Было слышно лишь ее шумное дыхание. Потом она заговорила снова.

– Это уже хамство, моя дорогая! Как ты смеешь мне такое говорить? Я что, тебе чего-то недодала в жизни? Тебе чего-то не хватает? Тебе когда-нибудь в чем-то отказывали? Твои возможности и перспективы гораздо шире, чем у большинства твоих сверстниц!

– Да, все это так, – пробормотала Таня, свернувшись в комочек на покрывале, как брошенный на произвол судьбы котенок. – Только я никогда не имела в этом доме права голоса. Тебе всегда было все равно, что я чувствую.

Мать цокнула, и пошла к выходу. По ее мнению этот разговор был бесполезным и только отнимал время. Потому что все уже решено.

У двери женщина задержалась, повернулась к дочери и почти спокойно произнесла:

– Мы с отцом едем в ресторан, а ты посиди дома, подумай.

– Хорошо, – безразлично отозвалась девушка.

Она еще долго лежала неподвижно, слушая, как в прихожей о чем-то щебечет мама, как ей отвечает отчим. Пахло густыми сладкими духами.

Когда хлопнула входная дверь, Таня села на постели. Слезы уже высохли. В душе не осталось ничего, кроме злости. И еще боли. Балерина криво усмехнулась, снова глядя на свое лицо в темноте окна. Она тоже уже все решила. Ей просто не оставили другого выхода.

Неожиданно раздался звонок телефона. Таня вышла из комнаты и нервным движением сняла трубку.

– Да!

– Татьяна? – на том конце провода прозвучал низкий, бархатистый голос отчима Павла Платона Альбертовича. – Добрый вечер. Извините за поздний звонок. Мы могли бы с вами встретиться?

Декабрь в этом году удивил просто невероятным количеством снега. В одну из ночей его выпало столько, что коммунальные службы не справлялись с расчисткой дорог. От общежития до училища можно было добраться даже по огромным сугробам. Но вот доехать сюда с разных концов города не смогли многие педагоги. Поэтому в тот день занятия завершились гораздо раньше обычного. А поскольку снегопад и не думал заканчиваться, то на следующий день их вовсе отменили. По радио и телевизору была объявлена чрезвычайная ситуация. По городу то тут, то там можно было увидеть застрявшие в снегу и покинутые хозяевами автомобили. Так и не доехав до продуктового магазина, расположенного неподалеку от студенческого общежития, увязла старенькая хлебовозка. Поэтому продавать свежий хлеб принялись прямо с борта фургона. Несмотря на заносы, там выстроилась целая очередь. И на всю улицу разносился аромат горячего, недавно покинувшего печь хлеба. В сочетании с морозной свежестью это было непередаваемо.