Прекрасные изгнанники - читать онлайн книгу. Автор: Мег Уэйт Клейтон cтр.№ 54

— Но не сообщила подробностей. Ты не говорила, что вы встречались у него на квартире и вместе слушали радио.

— Да, у Гровера в квартире есть радио. И естественно, я его слушала! А как еще я могла узнать новости о том, что происходит в мире?

Я откинула покрывало, слезла с кровати и забрала у него письмо.

— Разве я сую нос в твою переписку, Хемингуэй?

— Но мне же не пишут мужчины, с которыми я переспал.

— Ага, только твои жены и бывшие жены.

— Я не против того, чтобы ты читала мои письма, Муки. Мне нечего скрывать.

— И мне тоже.

Я чувствовала себя оскорбленной, Эрнест переступил черту, хотя он ничего и не нашел: мне действительно нечего было от него скрывать.

Днем мы по-прежнему почти всегда играли в теннис, а вот от алкоголя по вечерам отказались — в пользу одной, не больше, но зато хорошей пьянки в субботу. Эрнест сказал, что ему надо периодически выпускать пар, иначе он перегреется от работы и разорвет, к чертям собачьим, все, что написал. По субботам мы отправлялись в город и начинали с абсента, потом выпивали за ужином бутылку хорошего красного вина, после чего в ход шла водка, которую мы употребляли в компании игроков в пелоту. Эрнест даже пьяный отлично играл в ручной мяч, впрочем, никто из игроков не был трезвым. Заканчивали виски с содовой и частенько будили своим пением бедолаг, которые жили по соседству. Мы не попадали в ноты, но нам нравилось распевать в компании с незнакомцами и проститутками.

Может, мы и перебирали с алкоголем, но зато всего один вечер в неделю. В воскресенье мы отсыпались, а в понедельник возвращались к работе. Пока я была в Европе, Эрнест почти каждый день напивался в городе.

Восьмого марта издательство «Дуэлл, Слоан и Пирс» выпустило «Поле брани», мой роман об американской журналистке в Праге. За день до выхода книги миссис Рузвельт в своей колонке в газете порекомендовала ее читателям как весьма актуальную и даже назвала талантливым произведением. В «Нью-Йорк таймс» на следующее утро написали, что мой роман увлекательный и захватывающий, они похвалили меня за то, что я решила рассказать эту историю в художественной форме. Газета «Геральд трибьюн» поместила мой роман в список самых значительных книг года, хотя и отметила, что в нем имеются некоторые шероховатости. Но все испоганила публикация в «Тайм». Я сразу догадалась, откуда ветер дует: Аллен Гровер, мой старый приятель, который всего за неделю до выхода книги приезжал к нам в «Финку Вихию», пил наше вино и впечатлил наших баскских друзей своим телосложением, был сотрудником этого журнала.

Якобы обозревая мой роман, в «Тайм» на самом деле обозревали мою личную жизнь. Все крутилось вокруг Эрнеста, моего большого и доброго друга, к которому я после командировки в Финляндию приехала погостить на Кубу, где, как они уверяли своих читателей, мистер Хемингуэй в настоящее время жил в своем особняке. Вообще-то, особняк, черт побери, арендовала я, но это бы еще куда ни шло. Мерзкая статейка заканчивалась предположением, что прообразом Дороти Бриджес, этой жуткой девицы из «Пятой колонны», послужила именно я. Как будто на создание такого бессодержательного персонажа может вдохновить реальная женщина. Все это выглядело настолько откровенной дешевкой, что мне захотелось сунуть Гровера головой в ведро с помоями и держать там, пока он не захлебнется.

— Говорил я тебе, что Гровер — еврей, — сказал Эрнест.

— Не городи ерунду!

— Ты понимаешь, что я имею в виду: еврей в шекспировском смысле. Подонок, который приезжает к тебе в дом и притворяется лучшим другом только для того, чтобы покопаться в твоей личной жизни, а потом бросить ее на съедение волкам.

Я набрала номер Гровера и в ответ на его «алло» требовательно спросила:

— Ты приезжал к нам с целью убедиться в том, что мы с Хэмми вместе, чтобы потом твой журнал мог извалять нас в грязи, да? А заодно и Полин с сыновьями туда же обмакнуть? Я-то это как-нибудь переживу, но бедным мальчикам теперь придется выслушивать гадости от тупых одноклассников. И это после того, как Эрнест столько времени потратил, чтобы деликатно им все объяснить.

— Марта…

— Эрнест сейчас пишет новый роман. Клянусь, это будет гениальная книга! Но для работы ему нужна ясная голова, человеку необходимо сосредоточиться. А ты оторвал его от творческого процесса ради того, чтобы получить несколько вшивых баксов, выставив в желтой прессе на всеобщее обозрение личную жизнь друзей! Он сейчас работает над концовкой, а в такой период и лучший из лучших может сломаться. Даже такой писатель, как Эрнест Хемингуэй, выйдя на финишную прямую — а он как раз дописывает финал, — может не выдержать и что-то упустить, если какой-то паршивый журнальчик поднимет слишком сильную вонь.

— Но я не…

— И постыдился бы называть свой пасквиль критической статьей! Это личное оскорбление в духе бульварной прессы, причем самого низкого пошиба! И даже хуже: это личное оскорбление, замаскированное под литературный обзор… О господи, бедная Мэти! Ты хоть понимаешь, как подставил мою мать? Теперь все старые вешалки в Сент-Луисе будут размахивать у нее перед носом этой статейкой! Жизнь ее дочери расписана в прессе, как какая-нибудь слезливая мелодрама с гнетущим финалом, которого заслуживает любая дешевая проститутка, или что они там еще напридумывают своими куриными мозгами.

— Марта, не сходи с ума! При чем тут твоя мама? Речь идет лишь о вас с Эрнестом.

— Твой опус уничтожил всех, кто пытается писать. Ты обесценил все то хорошее, что несут людям писатели.

— Марта, это уже слишком. Я не думаю, что статья из семисот слов на восемьдесят второй странице способна погубить литературу.

— Я считала тебя своим другом, но, господи, как же я ошибалась! Ты предатель, жадный до денег лицемер и охотник за скандалами!

— Но, Марти, я вообще ничего не знал об этой статье, клянусь тебе…

— И у тебя хватило совести втянуть в эту историю миссис Рузвельт? Что, захотелось привлечь еще больший интерес к своей паршивой статейке? Ах, какая сенсация: первая леди замешана в скандальных любовных отношениях двух знаменитых на весь мир писателей?

— Никого я никуда не втягивал, — отбивался Гровер. — Я вообще такими вещами не занимаюсь.

— Да как ты посмел приплести сюда еще и Бертрана! Все ради того, чтобы набрать побольше жареных фактов, да? Возложил вину за разрушенный брак Эрнеста на меня, а заодно и вспомнил мадам де Жувенель, у которой я тоже пыталась отбить мужа! Решил выставить меня законченной стервой, да?

— Марта, клянусь, все произошло без моего ведома!

— Да будь ты настоящим другом, ты бы за меня вступился и заставил убрать из номера эту ублюдочную статью. Любой порядочный человек на твоем месте написал бы заявление об увольнении, не дожидаясь, пока эта грязь выльется наружу. Но ты… — Я бросила трубку.

Гровер бессовестно лгал мне, в этом не было никаких сомнений. Я еще могла худо-бедно пережить то, что в его журнале выставили меня шлюхой и сопроводили статью самой неудачной моей фотографией. Но он посмеялся над моей работой. Изобразил меня жалкой бездарной приживалкой, которая обладает только одной незаурядной способностью — притягивать к себе талантливых мужчин. Как будто я еще до знакомства с Хемингуэем не сделала себе имя, написав «Бедствие, которое я видела». В «Тайм» уверяли своих читателей, что значимость моей работы раздута и не имеет отношения к реальности.