Я писал нечеловеческий мир — и дух мой будет вечно решать загадку Сфинкса: я лишь проницал подлинный и страшный облик мира и писал его таковым — или я, грезя, писал его, и он таковым сделался. Mea culpa. Лучше бы я погиб молодым, в Тунисе, я был хорошим сержантом.
В меня попали! Гады, они все достали меня.
Мама, папа ранен!
Глава 14. Убей гадов
Сидели они в маленькой квартирке на шестом этаже, и стояла между ними бутылка и пепельница. И было им на вид лет под сорок. Один мужчина обладал внешностью потрепанного земной жизнью ангела: чистое лицо, женственный рот, льняные волосы, голубые глаза, но вот морщинки у глаз и складки у рта придавали ангельскому лицу выражение усталости. Второй же был здоровенный мужичина, похожий на Джона Уэйна в его лучшие годы. Только стетсона и шейного платка не хватало.
Ну, а за окном был нормальный городской пейзаж, а в углу что-то мелькало в телевизоре.
И не было бы в этой расхожей бытовой сценке ничего примечательного, если бы не бешеная ярость в речах одного из собеседников и не ужасное их содержание. Что примечательно: огонь и дым извергал именно голубоглазый ангел, а мялся и кряхтел брутальный мачо. Что еще раз подтверждает известную истину о том, что внешность обманчива.
— Мы ничего не можем с ними поделать, Джо. Их много. У них вся власть. И деньги. И телевидение, и социальные сети. И армия. Правительство. Отряды штурмовиков. И масса людей верит им, вот что самое страшное! Что же мы можем сделать?..
— Убивать!
— Кого? О чем ты говоришь?.. Их много, они сила. Кого убивать? Никого ты не перебьешь. Всех убивать станешь, что ли?
— Нет. Всех не надо.
— А кого? Кого — надо?
— Знаешь, я ведь все терпел. Долго. Очень долго. Терпел, когда в колледж приняли не меня, а негра. Он был глупее и ни хрена не знал. Но он же был черный! И этого было достаточно. Потом терпел, когда старшим диспетчером поставили не меня, а негра. Он с трудом считал и вечно все забывал, но он же был черный! А это главное.
Потом меня погнали на курсы расового раскаяния, или как там это у них называлось. На этих курсах учили, что ты дерьмо, потому что белый. И все, что сделали белые — дерьмо. И наша страна дерьмо, потому что она расистская. И вся наша история. Наш флаг, и отцы-основатели, и писатели, в общем — все дерьмо. А главное в мире — это черные.
И еще — главные все бедные. Насрать, что бедный может быть ленив, жулик, нарк, бездельник — это ты виноват! Потому что у тебя — белая привилегия. И ты должен на него работать, ты понял? Ты должен свое заработанное отдавать ему, чтоб он жил не хуже тебя. Потому что это называется социальная справедливость.
Знаешь, я стерпел, когда моего старика в Балтиморе свалил на улице какой-то черный гад. «Белый медведь», ну, знаешь. Игра такая, милая такая, игра черных сукиных детей. Свалить белого с ног одним ударом в челюсть. Незнакомого. На улице. Неожиданно. Лучше — старика: его легче свалить, и сдачи не получишь. Я должен был поехать туда, найти гада и изуродовать. Отец получил сотрясение мозга и месяц пролежал в госпитале. А я утешал его по телефону. Мудак сраный.
Но когда они добрались до детей — это все. Это конец. Это предел. Больше им живым не ходить. То есть какая-та красножопая сука, какая-то демократическая мразь порылась в сетях и решила, что я «допускаю экстремистские высказывания». Разжигаю рознь. Подрываю демократию. Какую еще на хер демократию в этом фашистском государстве?!
И вот. Пришли. Трое. Полицейский, лоер и уполномоченная или как ее там по опеке. Ну, все дома, суббота. Открыл. И на тебе: постановление.
Дженни сразу побелела, у нее истерика, кричит, детей обхватила. Они не поняли ничего, испугались, ревут. А эти две тетки, уполномоченная с лоером, шасть, значит, к детям и расцеплять их стали: мол, пойдемте, деточки, вам будет хорошо, а мама потом к вам приедет, и вещи ваши потом заберем, и игрушки.
Ты понял? Ну — скажи мне: что делать? Как быть? У Майка слезы градом, Джен в мать вцепилась, ей пять лет всего. Ну — как быть?
— А у них бумаги все в порядке были, что надо?
— Будь спокоен. Целая пачка.
— Потребовать адвоката.
— Да, говорят, конечно: обращайтесь в любое время на сайт. А лично — запись: по рабочим дням с девяти до одиннадцати. А сейчас отойдите, вы нарушаете закон, это уголовная ответственность. Преступник!
— Да…
— Вот тебе и «да», блять. Короче, оружие они же давно у всех отобрали. Ну… У нас у двери на полочке ваза стояла, латунная, с узорами, фунтов шесть. Схватил я вазу — и въебал полицейскому по башке!
— Ну и?..
— С копыт! Вытащил его «глок», суки сразу обмерли, вид такой — не верят, что происходит. Ну, я их пристрелил на месте. Суки, мог бы — порвал на куски!.. Ну, и полицейского тоже пристрелил — для страховки, вдруг он еще живой был.
— Бля-ать… Чего теперь делать-то…
— Чего делать. Все уже сделано. Никто, вроде, выстрелов не услышал. А может, услышали, да никому ни во что вмешиваться неохота. Мы в пять минут — документы все, наличность, что была кроме карточек, ну там кое-что из одежды — и в машину. А их машину на место своей загнал. Чтоб не маячила перед домом. Раньше, чем через полчаса, не должны ведь хватиться.
Через двадцать минут я Дженни с ребятишками оставил в закусочной, а сам подъехал к гаражу, продал свою машину и купил другую, неброскую такую «тойоту короллу». Дунул на восток, потом на юг, и перебрались мы в Мексику. Слава богу, стену так никогда и не достроили.
— Слушай, так на кой ты сюда вернулся? Найдут ведь!
— Замучатся искать. Документы сделали мне ребята нормальные, в компьютер тоже вбили все, что надо. Я теперь Ян Ковальский из Польши, рабочая виза.
— С ума ты сошел! Твои отпечатки пальцев у них в картотеке — сто процентов, дом же тогда весь обнюхали, иначе и быть не может. Ты до первой проверки. Фейс-контроль, первый же полицейский.
— Ты еще в школе медленно соображал. Отпечатки в картотеке давно заменили. Огромное удобство нашего времени: чтоб ограбить банк, не надо вылезать дома из кресла. Или похитить планы генштаба. Хороший хакер — хозяин мира, Робин Гуд, блять, перед которым трепещут вашингтонские шерифы.
А здесь я — воевать. Не могу, понимаешь? Внутри все горит. Не могу больше терпеть. И когда врут нагло в глаза, и когда людей унижают, и когда уничтожают все, что потом и кровью создано было — убивать! Они только это понимают. Они уничтожили страну, они хотят уничтожить всех нас. Мозг из нас вынуть, душу вынуть, и вложить вместо них свое говно.
Видишь — уничтожает судья человека, который посмел не любить БЛМ, не встал на колени? Убей гада! Глумится наглый отморозок над приличным человеком? Убей его на месте! Его уже не перевоспитаешь. Видишь — закрывают магазинчик, где люди работали, а корпорация только и знает свои супермаркеты открывать повсюду? Убей того, кто закрыл. Кто это постановление принял. Кто по душу хозяина пришел. Убей! И только тогда другие поймут.