Остров для белых - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Веллер cтр.№ 132

Но жизнь настоятельно требовала решения! В суровые времена кто-то должен брать на себя ответственность.

Вот поэтому остановились в результате на газовых камерах. В конце концов, это гуманнее многих других способов. Но гораздо более эффективно. И позволяет резко сократить время всей кампании. А это уже благо. И не только потому, что экономятся бюджетные средства. Но и с точки зрения гуманизма. Меньше времени для слухов, переживаний, стрессов тех, кто определен к демографической оптимизации.

То, что демографическая оптимизация — не просто благо, но социальная, политическая и экономическая необходимость, никто не возражал. Но сходились на том, что производственный процесс должен быть не только эффективен, но и щадящ в гуманитарном аспекте.

Так что кроме камер, площадь и объем которых соответствовали нормам комфорта эконом-класса, и комбинированной газовой смеси, которая гарантировала сравнительно безболезненное засыпание, мы обратили внимание и на психологическую подготовку контингента.

Огромные портреты множества великих сынов еврейского народа должны были вселять в подготавливаемых к акции кандидатов гордость за себя, уверенность в себе, сознание своей духовной силы. Они должны были проникнуться отважной верой в то, что еврейский народ велик, мудр и неистребим в тысячелетиях. Прекрасно! С такими чувствами люди куда легче и спокойнее идут на смерть.

А пока колонна медленно тянулась через этот «Барак Славы», под тихую еврейскую музыку звучала речь — не только на английском, но с вкраплениями слов на идише и иврите. Мы долго искали актера с мужественным харизматичным голосом, большой кастинг провели; простите, имя назвать нельзя, засекречено было сразу, ну, понимаете, репутация, то-се. Речь нам составил один специалист по иудаизму, профессор.

И вот они идут в последний путь, и с обеих сторон их напутствуют великие и знаменитые евреи, слава и гордость их народа, и звучит речь, вселяющая мужество и достоинство — о героях Масады, о жертвах гонений, восставших из пепла, о бессмертии еврейского народа, пережившего Великий Египет, Вавилон, Рим, Третий Рейх и все такое. И они идут спокойно. Что и требуется.

Нет-нет, мы никого, разумеется, не раздевали, звери, что ли. Что у нас, одежды в стране не хватает? Люди должны сохранить достоинство. Семьи не разделяли, родители утешали детей, все было гуманно, человечно. Вообще живописное было шествие: и старики, и мужчины, и женщины с детьми, и молодежь. Прямо такой исход евреев из Египта в Землю Обетованную. Только не из Египта, а из Америки. Ну, а Земля Обетованная — это Горние Кущи, это всякому понятно.

И вот в широкие ворота с одного конца барака они все входят, идут и идут, а барак длиннейший, и с другой его стороны — выход в газовую камеру. Через такой короткий тоннель из пластиковых секций. Разгружалась камера после акции с другой стороны, через раздвижные створки.

Крематорий был в полумиле, туда вел транспортер. Надо же было материал утилизировать. Нет, дыма почти не было, форсунки под высоким давлением, кислородный поддув, так что никаких этих шлейфов копоти через все небо. Да нам бы с грязной технологией разрешение на эксплуатацию не дали, экологические нормы, зеленые съедят.

Дух Рембрандта притворился духом Франсиско Гойи и рисует призрак картины:

Большой-большой зал. Над крышей — огромная Звезда Давида. А в самом зале стоят круглые столы, и за ними сидят знаменитые евреи.

За одним столом сидит Йоахим Ганс, первый еврей в Америке, еще с 1584 года, Элиас Легард, Соломон Франко и прочие пионеры-ветераны XVI–XVII веков. За другим — бойцы Революции: Фрэнсис Сальвадор, Хаим Соломон, Дэвид Фрэнкс там, и Мордехай Шефтол читает им письмо от Джорджа Вашингтона:

«Пусть дети Авраамовы, поселившиеся на нашей земле, приумножат свои заслуги и смогут насладиться доброжелательностью остальных жителей. Все должны жить спокойно под своей виноградной лозой и смоковницей и не должно быть никого, кто заставит людей бояться».

Соседний же столик блещет эполетами на мундирах: девяткой генералов Гражданской Войны дирижирует Фредерик Нефкер.

Здесь собрались звезды первой величины, но у нас не хватит времени даже поздороваться со всеми, поэтому перейдем в центр зала, сияющий избранными суперзвездами.

Вот Леви Штраус со своими джинсами, его современники конгрессмен Левин и сенатор Юли, вот троица финансистов братья Леманы… нет, мы еще не дошли до центра.

О — дамский кружок: Эмма Лазарус, ненавидящая ее анархистка Эмма Голдман и самая умная из них — Айн Рэнд. И совсем близко — когорта конструкторов смерти мира: ядерщики Силард, Оппенгеймер, фон Нейман, Теллер. Эйнштейн норовит отодвинуться, держится наособицу. Заметив нас, показывает язык.

Здесь — мечтатель, идеалист Жан Фреско, у другой стены — неостановимый изобретатель Реймонд Курцвейл, придает себе доброе выражение старый индюк Сорос и резвятся компьютерные мальчики Цукерберг, Брин и свита из Кремниевой Долины.

Мы чуть не пропустили Ноама Хомски — удивительный случай, когда лингвист становится мыслителем, все мысли закручены налево; у евреев это бывает.

…А за окнами люди в черных комбинезонах, со штурмовыми винтовками в руках, проходят нескончаемой колонной под знаменами «Смерть Америке!». И древко каждого знамени венчает, вместо орла, могендовид.

И сидящие в зале яростно спорят, как это вышло, и есть ли доля их вины в Катастрофе; и доля их труда, их пота и крови, преданности и жертв — перевесит ли она долю вины?

— А нас за что?..

— Каждый отвечает за всех.

— Даже за тех, с кем не согласен? Почему?

— Потому что тех, кто пришел за платой, не интересует твое согласие. Хватит и того, что ты с несогласными одной крови. Судьба народа — это цена крови, а не цена веры.

— Такова история. Каждый еврей отвечает за всех.

В зале распахиваются все двери, черные фигуры с винтовками занимают проходы, и железный голос командует:

— Все на выход! Руки за голову!

Записка в уголовном деле:

«Саул, отмени сегодня встречу на 13-й Ист. Ребята сказали, что могут быть неприятности. Профсоюз договорился с бандой. Нам нужно собрать тебе большую охрану».

Показания свидетеля в полиции:

— Он уже собрался входить в клуб, как вдруг его схватили двое и кинули в машину, а еще двое с револьверами держали народ. И увезли. Позвонили в полицию, но куда там.

Что рассказал в кибуце Кфар ха-Хореш его житель, старик Ротштайн:

— Голландец Шульц, он ведь страшно гордился своей внешностью. Такой статный голубоглазый блондин. Он потому и носил всякую дешевку, считая, что его внешность не нуждается в модных тряпках. Скупой был, кстати, страшно, это все знали. За пять центов убьет. Никакие ирландцы не решались ему дорогу переходить.