– Что за бомба?
– Немецкая, конечно! В тот день был авианалет. Сначала по радио передали сигнал тревоги, потом мы все спустились в подвал.
– А кто его нашел? Когда? Можно поподробнее?
Рассказ Элеоноры Святославовны был прерван резким звонком в дверь. Женщина вздрогнула, немного смутилась и, пожав плечами, пояснила:
– Это, должно быть, Герман, мой сын! Он должен вернуться из школы, извините.
Женщина встала и направилась к двери.
В комнату вошел мальчик лет двенадцати, круглолицый, с забавным прищуром – Герман Зорин внешне очень мало походил на мать. Увидев Зверева, он не выказал особого удивления.
– Здравствуйте! – устало произнес он. – Вы тоже музыкант, как моя мама?
Зверев поднялся и протянул пареньку руку.
– Нет. Я работаю совсем в другой области.
– В какой?
– В милиции.
Глаза мальчика сверкнули пытливым огоньком:
– А звание у вас какое?
– Капитан.
– А папка мой – майор! Он летчик! А вы воевали?
– В разведке служил.
– Ух ты, ничего себе! Разведка – это сила! А я, когда вырасту, в летчики пойду, как папка! А у вас пистолет есть?
– Есть.
– А покажете?
– Так! Довольно! Мне тут только пистолетов не хватало, – прервала их разговор Элеонора Святославовна. – Иди на кухню, поешь и садись за уроки! Мне с Павлом Васильевичем поговорить нужно.
– Мама, учебный год уже закончился и нам ничего не задали! Есть я тоже не хочу! Можно я с вами посижу, мне интересно, зачем к нам из милиции приехали.
– Вот еще! Иди в свою комнату и займись чем-нибудь полезным. Почитай что-нибудь или порисуй… – Элеонора Святославовна запнулась. – Одним словом, не мешай нам разговаривать.
Увидев погрустневший взгляд паренька, Зверев вступился за него:
– Элеонора, а можно ваш сын побудет здесь? Мальчики его возраста обычно любопытны и знают все и про всех. Герман, ты ведь хочешь помочь расследованию?
– Если я что-то знаю, конечно, расскажу! – мальчик уже смотрел на Зверева с обожанием. Элеонора обреченно отмахнулась:
– Ну хорошо! Присядь и постарайся без нужды не встревать, когда говорят взрослые.
– Я и сам взрослый, мне уже тринадцать… почти. – Мальчик взял второй пуф и уселся в угол, как раз за спиной у матери.
Элеонора Святославовна развела руками и закатила глаза:
– Несносный мальчишка – весь в отца.
Герман за спиной матери скривил рожицу, Зверев в ответ незаметно подмигнул мальчику и вернулся к делу:
– Итак, мы выяснили, что напротив вас на третьем этаже жил некий господин Крапивин. А имя и отчество этого человека вам известно?
– Если мне не изменяет память, его звали Михаил Семенович. Сразу видно – интеллигент! Он мало с кем общался из здешнего окружения, а со мной всегда здоровался при встрече. Оно и понятно, он тоже любил музыку. До войны я пару раз доставала ему контрамарки, он ходил на мои выступления.
– Можете его описать?
Женщина задумалась:
– Седовласый, довольно крепкий старик… высокий, морщинистое лицо, бородка. Ах да, чуть не забыла, у него же был шрам на левой щеке! Если бы не этот шрам, его вполне можно было бы назвать привлекательным мужчиной.
– Я уверен, что это сабельный шрам, – вмешался в беседу Герман.
– Хочешь сказать, что он когда-то служил в кавалерии? – уточнил Зверев.
– Шрам как шрам, может, он просто на гвоздь напоролся, – беспечно вставила Элеонора.
– Так-так, все это очень интересно! – задумался Зверев.
– Вы видели написанный Ильей Репиным портрет Тургенева? – поинтересовалась Элеонора. – Так вот, когда я с Михаилом Семеновичем общалась, он мне всегда этот портрет напоминал.
– А мне всегда казалось, что он на Билли Бонса
[3] похож! – оживился Герман.
– А это кто? – уточнил Зверев.
– Не знаете? Это же пират из «Острова сокровищ», книга такая! Неужели не читали?
– Я же тебе говорила – не вмешиваться! – цыкнула на сына Элеонора Святославовна. – Начитался ерунды, а теперь несешь всякую чушь! Похож – не похож! Тебе всего шесть лет было, когда Крапивина мертвым в собственной квартире нашли, как ты вообще можешь помнить, был или не был он похож на Тургенева. А уж про твоего Бонса я и слушать не желаю! Ты мне про своих пиратов все уши прожужжал. Еще раз меня перебьешь, уйдешь в свою комнату.
Мальчик надул губы и отвернулся. Элеонора, слегка успокоившись, продолжила:
– Так вот, жил Михаил Семенович на верхнем этаже в двухкомнатной квартире, а одну из комнат сдавал этой девице…
Зверев насторожился:
– Что за девица?
– Обычная девчонка – студентка или что-то типа того! Лизой ее звали, а вот фамилия… не то Еремеева, не то Ермолаева – точно не помню. Так вот, когда в июле сорок первого немцы начали город бомбить, мы все постоянно в подвал спускались. А девятого бомба угодила прямо в их дом и разрушила часть верхнего этажа. Крапивин же никогда в подвал не спускался – он вообще всех чурался, избегал контакта с посторонними, за это и поплатился. Только мы о его смерти примерно спустя неделю узнали, когда город уже под немцами был. Тогда нас всех на работы выгнали! Велели мусор убирать: камни, стекла и трупы… Представляете, какого ужаса я тогда натерпелась?
– Значит, бомба разрушила дом Крапивина девятого?
– Думаю, да.
– Хорошо, а вы ничего не знаете про то, как девятого к их дому милиция приезжала?
– Почему же не знаю? Мы, когда стрельба и взрывы прекратились, еще долго из подвала не выходили. И правильно делали, потому что после того авианалета наступление началось. Немцы в тот день в город вошли. Мы только к вечеру из подвалов выбраться решились и тут же по своим квартирам как мыши разбежались. А на улицах просто ужас какой-то: кругом солдаты, мотоциклеты, машины всякие! Громкоговоритель кричит, чтобы все расходились по домам. Мы когда с Германом из подвала вышли, ту машину и увидели. Она в дырках вся была, стекло разбито, а в кабине труп. Я как увидела, тут же отвернулась и в подъезд Германа потащила, а на следующий день с соседом повстречалась…
– Имя соседа?
– Иван Игнатьевич, фамилию не знаю!
– Пчелинцев его фамилия, – подсказал Герман. – Он сторожем на хлебозаводе работал. Только какой из него сторож? Он же дальше своего носа не видел ничего, как Слепой Пью
[4]…