– Спасибо, не стоит, – сказала я, поднимая вверх большие пальцы.
– Давай садись в машину, за мной там автобус, – он потянулся со своего сидения и открыл пассажирскую дверь.
Я открыла рот, чтобы снова отказаться, но от острой боли у меня подкосились ноги. Я влезла в BMW.
– Аккуратнее с обивкой! – сказал он громче, чем когда-либо. – Я на заказ сиденья делал.
Не успела я закрыть дверь, как Ади рванул с места на такой скорости, будто я сидела в центрифуге для тренировки космонавтов.
– Дай-ка пристегнусь, – сказала я, неуклюже дотягиваясь до ремня безопасности.
– Со мной тебе ничего не грозит, – он опять улыбнулся и положил руку мне на бедро. Блеснуло толстое серебряное обручальное кольцо.
– Ади, – сказала я, убирая ее. – Обе руки на руль.
– Так вот, о чем же я говорил-то, – начал он. – Эта жопка уже ждет меня? Она вроде стала побольше.
– Она того же размера, Ади.
Зачем я села в машину? Лучше бы я просто скончалась на автобусной остановке.
В кармане зажужжал телефон. Я достала его, прочла сообщение от Тома, и у меня упало сердце.
Том:
Только увидел сообщение. Сегодня не вернусь.
– Я могу изменить твою жизнь, Квини, – Ади снова положил руку мне на бедро. – Представь: такая, как ты, и такой, как я. Отвечаю, у тебя никогда не было настолько классного секса.
Руку я не убирала.
* * *
Ади довез меня до дома и унесся, взвизгнув шинами, а я стояла перед дверью с ключом в руке, надеясь, что Том передумал и ждет меня внутри. Его не было.
Снова холодная квартира. Я забралась в постель и попыталась поплакать, чтобы стало легче, но это не помогло. Никак. Звонила Чески. Я сбросила звонок. Позвонила и Мэгги, но я знала – она скажет, что ответ мне даст Иисус, так что тоже сбросила. Теперь звонила бабушка, а ее звонки сбрасывать нельзя, так что я ответила.
– Привет, бабушка, – прокрякала я.
– Что случилось? – она всегда знала, что что-то случилось.
– Ничего.
– Ты знаешь, я всегда в курсе, когда что-то случается, Квини, – проворчала она, и пришлось сказать, что у меня голова болит.
– Ничего у тебя не болит. У нас не болит голова. Это тот белый парень, да?
– Не говори так!
– Так он белый или нет? Слушай, если тебе грустно, надо постараться не грустить. Если бы я позволила себе погрузиться в печаль, когда мне было четырнадцать и я забеременела Мэгги, куда бы меня это завело? – все бабушкины решения упирались в карибскую систему ценностей, которая обязывает меня согласиться с тем, что все мои проблемы – пустяки.
– Я знаю, но тогда было другое время.
– А ты уж у нас считаешь, что трудности зависят от времени? – она всегда начинает говорить на патуа
[2], когда гордится собственными добродетелями.
Я снова заснула на диване, на этот раз с прижатой к животу грелкой, и проснулась от звука льющейся воды. Я заставила себя встать и потащилась в ванную, включая везде свет по мере продвижения по темной квартире.
Том сидел на краю ванны спиной ко мне и пробовал рукой воду. Он закрыл холодный кран и встал, а потом увидел меня и слегка вздрогнул.
– Я думал, ты спишь, – тихо сказал он. – Испугала меня.
– Прости. Я думала, ты сегодня не приедешь.
– Допоздна задержался на работе и опоздал на последний поезд домой, – Том протиснулся мимо меня. – Надо немного горячей воды добавить.
– Но твой дом здесь, – сказала я ему.
Он не ответил.
Я начала раздеваться, а Том направился к двери. Моя голова застряла в вороте водолазки, открывая обзору мой некогда белый, а теперь уже почти бесцветный, лифчик и извивающееся туловище.
– Ты точно уверен, что хочешь от всего этого отдохнуть? – я вымученно рассмеялась, и ткань приглушила мой голос. Освободилась я как раз в тот момент, когда он закатил глаза и отвернулся.
– Вижу, ты собрала вещи, – я безошибочно узнала эмоциональную дрожь в голосе Тома. – Когда уезжаешь? – он прокашлялся.
– Можно я останусь до конца недели? – спросила я, забираясь в ванну и выключая горячую воду. – Мы бы так провели вместе еще несколько дней.
Том покачал головой.
– Мне не нравится эта идея, Квини, – он опустил крышку унитаза и сел сверху, отвернувшись от меня. – Я завтра снова поеду к маме и папе.
– Когда же мы поговорим? – спросила я упавшим голосом.
– Не знаю, Квини, – ответил он, обхватывая ладонями голову.
Я хлопнула рукой по воде.
– Господи, ну почему ты так себя ведешь?
– Почему я так себя веду? – сказал он наконец в полный голос. – Последние несколько месяцев были кошмаром. Я все еще пытаюсь забыть то дерьмо, которое ты устроила на дне рождения моей мамы – это как минимум. Но Квини, ты постоянно, с самого начала отказывалась со мной разговаривать, все время, что мы были вместе!
У меня перехватило дыхание. Я не знала, что он все воспринимает именно так, и уж точно не ожидала, что он в этом признается.
– Ты никогда не рассказываешь, что не так, – продолжал он. – Никогда! Ты закрываешься, ты плачешь, запираешься в ванной, а я сижу на полу под дверью и твержу тебе, что со мной можно поговорить, если хочешь, но ты отмалчиваешься. Ты почти все время отталкиваешь меня.
– Но это мои заскоки!
– У нас у всех есть заскоки, Квини! – крикнул Том. – И я пытался жить с твоими, я честно пытался!
– Том, – ответила я тихо. – Каким бы говном я ни была, ты всегда прощал меня.
– Да, прощал, – он уставился на свои ноги. – Но не уверен, что смогу так дальше.
Той ночью мы спали в одной постели, и я прижималась к спине Тома. Проснувшись на рассвете, я обнаружила, что он уже ушел. На столике стояла чашка остывшего чая, и с нее на меня жестоко смотрела буква «К».
Глава 2
Я не столько помогала с переноской вещей, сколько смотрела, как Ли с работы и Эрдли, друг моей семьи и самый миниатюрный в мире грузчик, таскают в мой новый дом сотни коробок и пакетов из IKEA, набитых книгами, одеждой и всякими безделушками.
Новое жилье было не идеальным. Семьсот пятьдесят фунтов в месяц, и это еще самый дешевый вариант, который я смогла найти в Брикстоне, в доме времен Викторианской эпохи и явно с тех пор не ремонтировавшемся. Когда я приехала смотреть комнату, то заметила, что кирпичи в стенах крошатся и осыпаются, а дверь оплетена плющом и сорняки заполонили весь сад. Я не знала и до сих пор не знаю, не завалялась ли там какая-то дохлятина, но там определенно пахло чем-то неведомым и невидимым.