Мы двинулись к городу. Точнее Джон шагал впереди, а я отставала на несколько шагов. Не то что бы делала это принципиально, просто он шёл так быстро, что я не успевала за ним.
Ну это и понятно – наш миллиардер злился. Всё пошло не так, как он планировал. И эта глупая сиделка не отдалась ему прямо там, на острове. Хотя должна была пасть ему в объятия, восхитившись чудесной прогулкой и уделённым ей вниманием.
И самое главное, что этой глупышке очень хотелось пасть в его объятия. Но она, то есть я, решила сопротивляться. Я объявила мятеж своим разбушевавшимся гормонам и телу, реагировавшему сонмами мурашек при каждом прикосновении Джона.
И я буду сопротивляться самой себе, даже если он больше никогда не посмотрит на меня так, как смотрел буквально ещё несколько минут назад.
У меня есть сила воли, характер и ослиное упрямство. Я хочу настоящего чувства, на всю жизнь, а на меньшее с Джоном я никак не согласна.
А город был очень красивым. Узкие извилистые улочки оказались настолько чистыми, что хотелось разуться и идти босиком. Стены тоже были чистыми и белоснежными, как будто их только что побелили. Многие дома были украшены цветами в подвесных горшках, а на балконах пестрели целые клумбы. Вообще, цветов в городке было очень много. Особенно мне понравились крупные ярко-малиновые соцветия какого-то высокого кустарника, росшего в небольшом скверике. Я остановилась было посмотреть, но Джон шёл так быстро, что мне пришлось его догонять чуть ли не бегом.
Вот допрыгалась. Весь дальнейший путь я размышляла, как мне вернуть расположение Джона, при этом не ложась к нему в постель. Вариантов пока не появлялось.
Но и я решила проявить твёрдость и не сдаваться. «Тварь ли я дрожащая или право имею?» ** Убивать бабушек, как Раскольников, я, конечно, не собиралась, да и не было их, к счастью, на горизонте. Но право сохранить свою честь и достоинство у меня, несомненно, было.
Размышления о чести и достоинстве заставили меня вздёрнуть подбородок. Так я и шла дальше с высоко поднятой головой, любуясь красотами Тарифы, но ничто вокруг меня не радовало.
Потому что я хоть и знала, что правильно поступаю, хоть и решила быть гордой и неприступной, но сердце требовало совершенно противоположного.
Вот и кто поймёт нас женщин. Что нам на самом деле надо?
*Корней Чуковский «Бармалей».
** Цитата из романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание»
37
Джон был зол. Нет, он был в ярости.
Эта невозможная, невыносимая, несносная… сиделка сводила его с ума.В какой-то момент так сильно захотелось притопить её в море, что Джон был вынужден сам окунуться, чтобы сдержать порыв.
Но даже холодная вода его не остудила. А невозмутимый вид девчонки, с любопытством разглядывавшей окрестности, заводил ещё больше.
Ещё час назад Джон был абсолютно уверен, что этой ночью она окажется в его постели. Обнажённая, распалённая, изнывающая от страсти. Когда София прильнула к нему, Джон понял, что не дождётся ночи, и решил снять номер в первой попавшейся гостинице. Ему так сильно хотелось заняться с ней любовью, что сводило скулы. А вместо это она неожиданно дала ему от ворот поворот.
Вот кто поймёт этих женщин? Что им надо?
Хотелось с досады пнуть какую-нибудь стену или садануть по ней кулаком.
Вот до чего его довела какая-то сопливая девчонка – сделала из цивилизованного человека дикого зверя. И всё это за каких-нибудь несколько дней.
Резким, размашистым шагом Джон шёл по улице Тарифы. Городу, в котором он был впервые, и красоты которого вряд ли замечал сейчас. Эта паразитка шагала чуть поодаль, отстав от него на пару-другую метров.
Поначалу Джон надеялся, что она одумается, догонит его и возьмёт за руку. Он, разумеется, быстро забудет свою обиду и утащит девчонку в гостиничный номер, на мягкую, а главное, широкую кровать.
Но София и не думала признавать свою неправоту, а отелей, как на зло, по пути встречалось всё больше и больше. Их яркие вывески бросались в глаза, упрашивали, уговаривали, да просто соблазняли зайти.
И вся эта нелепая ситуация всё сильнее действовала на нервы.
Надо что-нибудь перекусить, пусть организм перестроится на переваривание пищи. Впереди как раз виднелась площадь с несколькими кафе. И Джон уже собирался остановиться и озвучить предложение пообедать своей строптивой сиделке. Но не успел. Позади послышались крики, ругань и звукупавшего тела.
Джон обернулся и тут же бросился на помощь.
Вот как она умудрялась так быстро находить неприятности себе на одно место?
Пока он высматривал приличное кафе, София отстала на несколько метров и плелась позади с черепашьей скоростью. Джон слишком злился, да и не думал, что что-то может произойти.
И когда он скрылся за очередным поворотом извилистой улочки, эта глупая строптивица и не подумала прибавить скорость. Так и плелась на расстоянии, вертя головой по сторонам.
Кто ж мог предположить, что именно в этот момент из здания, мимо которого она проходила, вывалится пьяный верзила и налетит прямо на неё. София, не сумев удержаться на ногах, упала на брусчатку. А этот здоровенный детина плюхнулся на неё.
Прижатая практически неподвижным телом София орала как оглашённая и ругалась на смеси английского и русского языков, пытаясь сдвинуть верзилу с себя. Тот, что-то пьяно объясняя по-испански, даже и не делал попытки как-то помочь ей.
Джон перепугался, что этот идиот мог повредить девушке или даже что-то сломать. Всю злость как рукой сняло, остался только дикий страх за неё.
– Джон! – закричала она, когда поняла, что сама не справится. – Джон!
Расстояние в десяток метров Кэлтон проделал в доли секунды. Подбежав к верзиле, подхватил его под мышки и попытался оттащить в сторону.
И в этот момент с непонятным треском ему на спину опустилось нечто, очень напоминающее швабру.
Джон обернулся и успел заметить крупную черноволосую женщину с ястребиным носом. Она выкрикивала ругательства на испанском и размахивала ярко-оранжевой шваброй. Причём Кэлтону показалось, что она не ставила целью попасть именно по нему. Скорее, ей было важно выплеснуть накопившиеся эмоции.
Из криков женщины Джон разобрал, что верзила приходится ей мужем. Сегодня он вернулся домой пьяным и без зарплаты. Испанка пыталась выяснить у благоверного, где деньги, заодно посвящая всю улицу в подробности их личной жизни.
Джону ещё дважды перепало шваброй по голове, прежде чем ему удалось сдвинуть верзилу в сторону и освободить Софию.
Испанка, углядев, на ком именно лежал её муж, разразилась новой серией проклятий, размахивая шваброй с удвоенным рвением. Теперь уже удары сыпались безостановочно, перепало и верзиле, и Джону, и Софии.