Башня из грязи и веток - читать онлайн книгу. Автор: Ярослав Барсуков cтр.№ 49

Сохранилась лишь одна запись того, что произошло, снятая в пограничном городке военной камерой на плёнку, которую испещрила радиация: чернильная волна вздымается вверх, поглощая картинку, прокладывая путь к графиту облаков. Тогда Анджея поразила скорость – чёрный край полз почти лениво, как тигр, кругами приближающийся к своей добыче. Понадобилось целых десять минут, чтобы Купол сомкнулся на вершине.

Саркофаг. Русские воздвигли один над Чернобыльской атомной станцией, а Рейган воздвиг ещё один над европейской частью России.

Анджей выдохнул. Он общался не просто с бестелесной рукой – он общался с живым человеком из недр Купола. За всю жизнь он перенёс лишь одну операцию – в пятом классе врачи разрезали его, чтобы удалить воспалившийся аппендикс, но он помнил, что чувствовал, когда вдыхал пары анестезии, как он очутился в конце туннеля, как белые потные стены расширялись, а затем сжимались вокруг него.

Сейчас комната пульсировала точно так же. Испугавшись, что грохнется в обморок, Анджей распахнул окно и упёрся кулаками в подоконник. Кто-то из Купола! Из места, которое оставалось герметично закрытым на протяжении двух десятков лет. Он уже представлял себе, как у него берут интервью, приглашают на ночные ток-шоу, рассказывают о нём в вечерних новостях. Люди внизу, на улице, – девочка в платье в цветочек; мужчина, как горбун, приклеившийся к своему телефону; пожилая дама с мопсом, похожим на её уменьшенную копию, – все они понятия не имели, что происходило тремя этажами выше.

Самолёт чертил меловую линию по розовой доске вечернего неба.

«Мне страшно», выведенное неровным почерком.

Он снова взглянул на руку. Сколько времени прошло? Пять минут? Женщина наверняка ждала, что он её успокоит, ответит ей.

Он мог попытаться нацарапать ответ – хотя в последний раз он писал по-русски ещё в школе, в иной Европе, в восьмидесятых – вот только она, очевидно, не сможет ничего увидеть. Анджей подошёл к столу и коснулся бумаги, слова «страшно», обвёл пальцем чернильный след. Сплав форм, одни лишь линии и завитки… Затем он хмыкнул и снова обвёл буквы.

Он наклонился, вложил ручку в пальцы женщины и, направляя её руку, осторожно вывел: «Мне тоже страшно». У неё было изящное предплечье, изящное, но бледное – оно вполне могло принадлежать древнегреческому изваянию.

Её мышцы напряглись.

– Вы написали: «Мне тоже?»

– Да, – возможно, его старый учитель русского языка был не так уж плох.

– Пожалуйста, позвоните в 03. Я не знаю, что происходит. Я в Подольске, Парковая улица, дом тринадцать.

Подольск – значит, она действительно под Куполом. Анджей никак не мог ей помочь. Связи не было. С таким же успехом они могли бы жить в разных мирах.

– Я в Польше, – написал он её рукой.

Ему пришлось повторить, чтобы она поняла, – и он знал, что она поняла, потому что её пальцы судорожно сжались. Ему удалось поймать ручку прежде, чем она скатилась со стола.

Через некоторое время:

– Вы можете побыть со мной?

Анджей написал:

– Что случилось?

На фразу «Что с вами произошло?» ушло бы вдвое больше времени. Ему нужно было сделать «общение» со своей стороны менее громоздким, и он мог добиться этого, только урезая слова.

– Я не знаю. Утром смотрела ОРТ, и ведущий вёл себя как-то странно. Дёргался, время от времени пожимал плечами, путал имена. В конце уставился в камеру и сказал, что людям не нужно волноваться, если станут происходить «необычные явления». Думаю, он прочитал это с телесуфлера. Весь побледнел, как гриб. Я забеспокоилась, но всё равно пошла на работу – знаете, я сильная, меня не так-то просто вывести из равновесия.

На странице не осталось места. Анджей принёс из коридора ещё бумаги, и она продолжила:

– Я тут подумала, что смешно написала. Сейчас-то я очень напугана.

– Вы хорошо держитесь.

– Спасибо. И спасибо, что вы рядом. В общем, прихожу домой с работы, иду на кухню, открываю № 3.

– № 3?

– Ага, № 3, пир из пиров. Консервы. У нас их четыре вида, в № 3 – овощи, которые мы ещё можем вырастить. Двадцать лет под Куполом, знаете ли, выбор у нас небольшой.

– Я сожалею.

– Не стоит, это же не ваша вина. Начинаю есть, жую себе и вдруг слышу из-за спины какое-то шипение. Я оборачиваюсь, и… стена – она вся чёрная. И по ней сползает какое-то вещество, словно штукатурка расплавилась.

Анджей секунду помедлил и написал:

– Ого.

– У меня была та же реакция. А затем в голову полезли странные мысли. У людей же всегда так бывает в стрессовых ситуациях, верно? Представляете, я думала, что, наверное, мои соседи сверху разлили банку смолы, и нужно пойти поговорить с ними. Затем я решила, что нужно пощупать эту гадость, проверить, точно ли это смола. И она всосала мою руку, – пальцы женщины задрожали.

– Вы пытались втянуть её обратно?

Пауза.

– Я не понимаю, что вы написали.

– Можете позвать на помощь?

– Нет. Подождите. Давайте сделаем вот что: я напишу слово, а вы его повторите, хорошо? Мне нужно немного привыкнуть к вашему почерку.

– Хорошо.

– У меня сейчас голова плохо соображает. Может быть, вы начнёте?

Он усмехнулся – человек по ту сторону занавеса всегда кажется сильнее и спокойнее. Он был пустой оболочкой, мечтателем и неудачником; как и она, он не знал, с чего начать. Накануне их первого свидания с Эвелин именно она предложила ему выпить кофе.

Чувство вины мягко потыкалось в него при мысли об Эвелин. Прикосновения, тепло женской кожи под его ладонью, едва ощутимый запах духов, когда он проводил пальцами по лбу – как прелюдия к близости, которая никогда не наступит. Но всё-таки, на самом-то деле они не делали ничего дурного, правда?

– Сумерки, – написал он.

– Сумерки, – вторила она. – Терракота.

«Флоренция», – подумал он. Город художников, который он всю жизнь хотел посетить, рыжеволосый город, обласканный солнечным светом, отражающимся от терракотовых крыш. Анджей бросил взгляд на картонную коробку, в которой были погребены его наброски.

С «терракотой», впрочем, всё было несколько сложнее – понадобилось пять попыток, чтобы преодолеть это слово. Он сообразил, что ему нужно прикладывать больше усилий на буквах «т» и «р», чтобы их было легче разобрать. Она же, напротив, успокоившись, стала писать ровными, округлыми буквами, и её «а» заканчивались восходящими завитушками.

– Булыжник, – написал он.

– Булыжник, да! Вода. Когда-то я любила слушать, как по вечерам стучит дождь.

– Вода, – повторил за ней Анджей. – Я тоже.

Он выпрямился и выглянул в окно. Будь мир иным, они могли бы встретиться как-нибудь иначе, например, в Италии – почему бы и нет? Она была бы туристкой, он – уличным художником, в берете, с палитрой в руке. Он бы быстро нарисовал портрет прекрасной дамы. Она бы улыбнулась.