— Когда вернешься?
— Э-э-э… Андрей Борисович пригласил меня пообедать…
Рестаев поднял голову, уставился на меня округлившимися от удивления глазами, потом сообразил, в чем дело, и быстро закивал.
— Понятно. — Теперь вместо одобрения в голосе шефа звучало явное неудовольствие. — Покараулите вместе этого телефонного террориста, а если он позвонит, еще и камеру сразу вместе снимать вернетесь. Ох, Рощина, что же ты у нас такая любительница бесплатно работать?
Что тут можно ответить? Особенно если рядом находится человек, которого нежелательно посвящать в суть проходящих переговоров. Я издала неопределенное, но очень-очень виноватое мычание. А шеф продолжил:
— Ты, как я понимаю, человека уже обнадежила?
Я коротко угукнула.
— Ладно, можешь действовать. Но Гошу я попрошу прочитать тебе пару лекций на тему умения правильно выстраивать взаимоотношения с клиентом и насчет негативного влияния бесплатных услуг на имидж.
Ух, вот это я попала! Гоша свято уверен, что любая работа может быть выполнена или хорошо, или бесплатно, а даром, как говаривал небезызвестный Федор Иванович Шаляпин, «только птички поют». И лекции на эту тему старший напарник читает мне достаточно регулярно и достаточно эмоционально, каждый раз раскрывая тему по-новому, с новыми образами и привлечением новых примеров. К сожалению, как правило, этими примерами становятся ошибки его напарницы, то есть лично мои. Неизменным остается только одно: после каждой такой лекции я ощущаю себя наивной, бестолковой лохушкой, которая, мало того что позволяет разводить на деньги себя, она и товарищей своих, братьев по разуму и по труду, оставляет без честно заработанной доли.
— Так может, я…
— Нет, Рощина, раз уж подписалась, выполняй. Тем более я предвидел такое развитие событий и внес этот пункт в договор, так что твоя работа будет оплачена.
— Сан Сергеич! — Я так возмутилась, что едва не забыла о конспирации. — Так зачем же вы тогда… зачем Гоша?!
— Воспитательный момент, — бесстрастно ответил шеф. — Чтобы ты не расслаблялась. Все, Рита, хватит болтать, иди работай. И держи нас в курсе.
— Договорились? — нервно просил Рестаев, как только я опустила телефон.
— Да, Александр Сергеевич не возражает. Так что сегодня я в полном вашем распоряжении.
— Вот и прекрасно! — Он сразу оживился. — Вы когда-нибудь были на репетиции спектакля?
— Не приходилось.
— Значит, я вас приглашаю! — Он взглянул на часы. — Пойдемте, нам пора.
Мы вышли в коридор, и Рестаев действительно даже не подумал запереть кабинет. Да что там, он и дверь толком не закрыл! Удивительный человек. Нет, я понимаю, искусство, вдохновение, высокие стремления, полет фантазии и прочее, но должна же быть какая-то элементарная осторожность… мы же в реальном мире живем, с реальными людьми! Как можно быть настолько беспечным и доверчивым?
* * *
Увы, приходится признаться, что в театрах вообще, а в областном драматическом в особенности, я бываю нечасто. Даже самой странно, ведь совсем недавно, несколько лет назад, когда училась в пединституте, мы с девчонками ни одной премьеры не пропускали! А потом, как-то постепенно — то времени нет, то сил, то пойти не с кем… Большинство подружек после окончания разъехались, осталась одна Тамарка — а у нее семья, муж, дети, свекровь больная. Не до премьер. Тем не менее многих артистов я еще с тех, студенческих, лет хорошо помнила, и, когда мы вошли в зрительный зал, среди новых, незнакомых лиц сразу заметила Станислава Савицкого — народного артиста республики, немолодую женщину, имени которой я не знала, но она часто появлялась на сцене в маленьких ролях, маячила где-то на втором плане, и еще несколько человек. Мое внимание привлек один, стоящий несколько в стороне от остальных, привалившись спиной к стене. Лет семь назад он играл слугу в «Даме-невидимке» Кальдерона, совсем молоденьким мальчиком. Юный, кудрявый, бледный и худенький до того, что казался полупрозрачным, — ему больше подошла бы роль эльфа, а не плутоватого слуги. Впрочем, играл он неплохо, и я его запомнила. Теперь же от юного эльфа осталась лишь «аристократическая» бледность — мальчик превратился в невысокого, но крепкого молодого мужчину, все с такими же буйными кудрями.
К нам, точнее, к Рестаеву быстро подошел высокий сутулый парень в длинном, до середины бедра, мешковатом свитере и сразу начал жаловаться на какого-то Панкратова. Суть претензий я не уловила, поняла только, что этот Панкратов обещал что-то очень важное и нужное сделать и не сделал. Даже не начинал. Андрей Борисович страдальчески поморщился и повернулся ко мне:
— Знакомьтесь, Рита, это Женя, помреж. Самая главная фигура — решает все технические вопросы! Женечка, а это Рита, журналистка из «Вечернего бульвара», будет писать статью о нашем театре. Вы потом обязательно поговорите, Женя может много интересного рассказать!
— Очень приятно. — Я вежливо улыбнулась Жене, который довольно небрежно кивнул мне и продолжил жаловаться на нехорошего Панкратова. Впрочем, продолжалось это недолго — Андрей Борисович успокаивающе похлопал Женю по плечу, пробормотал: «Панкратов есть Панкратов, что с него возьмешь? Это наш крест…» и потянул меня к креслу, оборудованному лампой и откидным столиком.
— Давайте начинать, и так уже задержались. Женя, вызывай Стрелкова и Каретникова.
Женя тряхнул головой, сверкнул улыбкой (причем сверкнул в буквальном смысле — брекеты, закрепленные на верхних зубах, были украшены россыпью мелких прозрачных камешков), и умчался.
На сцену вышли двое мужчин: тот самый кудрявый и незнакомый мне высокий красавец-блондин. Рестаев отвернулся от меня, несколько раз хлопнул в ладоши и громко объявил:
— Олег, Алеша, начали!
Мужчины несинхронно кивнули, немного потоптались по сцене и на мгновение замерли. Потом кудрявый принял довольно агрессивную позу — легкий намек на боксерскую стойку, а на лице его, обращенном к партнеру, появилась раздраженно-презрительная мина.
— «Вот он на цыпочках и небогат словами;
Какою ворожбой умел к ней в сердце влезть!»
Ага, значит, мой кудрявый — это Чацкий. Хороший выбор. Молчалин, впрочем, тоже неплох. Я в школе, помню, все не могла понять: что Софья в нем нашла? Ладно бы еще, сидела она взаперти, других мужчин не видела… но она же бывала в обществе, в их доме гостей принимали — думаю, выбор был. А эта девица, притом что полной дурой она вовсе не выглядит, польстилась на жалкое ничтожество — нелепо же! А вот такой Молчалин — совсем другое дело! Когда подобный красавец постоянно на тебя нежные взгляды бросает, да вздыхает чувствительно, как девушке удержаться, как не влюбиться?
Я очень быстро поняла, что репетиция — занятие нервное, сумбурное и довольно скучное. Оказывается, почти ничего общего со спектаклем здесь нет, это всего лишь бледная заготовка. Вместо декораций — задник со схематично прорисованными окнами, да на сцене стоят обшарпанный стол и пара стульев; артисты — в обычной одежде, а не в соответствующих костюмах. Они неловко топчутся по сцене и, запинаясь, проговаривают невыученный еще текст, а режиссер постоянно прерывает их, то объясняя «подачу роли», то ругаясь с техническими работниками… Нет, в целом наблюдать за всем этим было довольно забавно, но я привыкла получать в театре удовольствие, а сейчас этого не было и в помине.