– Да, вы, должно быть, ошиблись.
– Знаете, ваш отец на самом деле ни с кем не разговаривал. Он не отвечал на телефонные звонки, ни с кем не виделся. Он не сказал ни слова о ее смерти – ну, до этой выставки.
– Да, я знаю. – Лина поболтала кубики на дне бокала, наблюдая, как они трескаются. – Вы были на похоронах? – наконец спросила она, поднимая глаза на Портера.
– Нет, – сказал он, и Лина услышала сожаление в его голосе. – Мы перестали общаться месяцев за шесть до ее смерти. Она все время сидела дома, не работала. Заботилась о вас, конечно. А потом она просто… ушла. Похороны были семейными. Я зашел к Оскару после того, как узнал, но он просто пожал мне руку на пороге. Он не хотел никаких посетителей. Только позже, намного позже, мы встретились профессионально. Я думаю, что он так и не простил мне ту первую рецензию, и мы вообще перестали общаться.
Просто ушла. В этих словах Лина узнала собственные переживания, детскую растерянность, смутную боль.
– Вы тоже художница? – спросил Портер.
– Нет. Юрист.
– А-а. – Портер улыбнулся. – Мудрая женщина.
– Вообще-то я занимаюсь делом Джозефины Белл. – Лина хотела сменить тему, скрыть свое разочарование от того, что он не может рассказать ей о смерти Грейс, и избавиться от ощущения, что здесь что-то не так. Аневризма мозга? Она просто ушла.
– Вы не представляете Фонд Стэнмора? – Голос Портера внезапно стал настороженным.
– Нет-нет. У меня корпоративный клиент. Совершенно не связанный с вопросом об авторстве.
– Слава Богу. Знаете, она была домашней прислугой, это все, что я могу рассказать. – Теперь он говорил как тот Портер, которого она слышала в галерее Калхоун: уверенно и как будто извиняясь, что вынужден высказывать трудную правду.
– Но почему Стэнморы угрожают подать в суд на Мари Калхоун?
– Речь идет, конечно, о деньгах и еще о чувствах, но в основном – о деньгах. Стэнморы превратили Лу Энн Белл в индустрию, а они могущественная семья – жертвуют много денег музеям, покупают много произведений искусства. Никто не хочет с ними ссориться. Но они не могут долго сдерживать весь художественный мир. Целая армия экспертов только и ждет, чтобы добраться до архива Стэнморов. Эксперты все поймут. Я просто критически посмотрел на работы и увидел два разных стиля, разные темы. А они найдут то, что окончательно подтвердит авторство Джозефины. Почерк, мазок. Или отпечатки пальцев. «Сотбис» нашел отпечаток да Винчи, вы слышали про это? Отпечаток пальца шестнадцатого века на какой-то картинке, купленной на распродаже. – Портер изумленно покачал головой, и Лина обнаружила, что потеплела к нему – в нем была непосредственность, противоречившая искусственному загару и сверкающим запонкам.
– Я вообще-то ищу потомков Джозефины Белл, – сказала Лина. – Мари рассказывала вам о Джаспере Баттле?
– Да, он и мне писал по электронной почте. Очень настойчивый молодой человек. Будьте осторожны, Лина. Такие люди появляются из ниоткуда. Как только что-то попадает в новости, как только начинает пахнуть деньгами.
– Думаете, он лжет?
– Вот уж не знаю. Я же не видел, что у него есть. Он говорит, что это семейные реликвии, но, конечно, у него нет документов. Будет практически невозможно установить происхождение. Нет никаких доказательств, что у Джозефины Белл были потомки, а поверьте мне, их искали.
Портер улыбнулся нежной, доброй улыбкой; Лина, у которой голова шла кругом от выпитого и от разговоров о матери, обрадовалась этому и улыбнулась в ответ.
Выйдя из ресторана, Портер положил руки на плечи Лины.
– Удачи вам, Лина Спэрроу, – сказал он; в бликах от неоновой вывески ресторана его лицо казалось моложе, чем на самом деле, и выглядело опечаленным, как будто он совершил дурной поступок, а теперь хочет загладить вину. Мгновение спустя Лина почувствовала тяжесть его рук на плечах и потянулась вперед, чтобы поцеловать его. Водка, от которой шумело в голове, теплая ночь, кошмарная выставка отца, рассказ Портера о Грейс, каждое событие было как подарок. В глубине души Лина хотела его, потому что Грейс хотела его, или он хотел Грейс; природа их отношений все еще была неясна, но предположение о давно минувшей любви взволновало Лину. Двое мужчин любили ее мать. Или больше, чем двое? Образ Грейс вырос в душе Лины, включил в себя эти сложности, захватывающие и скандальные, и Лине внезапно захотелось приобщиться к тому, что, должно быть, составляло очарование ее матери, ее талант, страсть и готовность принять свою сложную жизнь.
Портер был невысокого роста, но все же выше Лины, и ей пришлось тянуться вперед и вверх. Он не отступил, когда их губы соприкоснулись, и Лина приникла было к нему, но он отстранился, убрав руки с ее плеч.
– Лина, вы замечательная женщина. И меньше всего мне хочется, чтобы утром вы меня возненавидели, – сказал Портер, медленно притянул ее к себе и поцеловал в лоб. – Пожалуйста, давайте дружить. Звоните мне в любое время. Сообщайте, как обстоят ваши дела.
Он повернулся и ушел.
Лина вернулась домой и немедленно начала собирать вещи для поездки в Ричмонд. Два брючных костюма, две блузки, пара джинсов, пижама, ручки, блокнот, ноутбук. Она собиралась торопливо, машинально и как будто в тумане, заслонявшем все мысли о Портере, Оскаре или Грейс.
Лина взяла пальто, чемодан и сумочку и вышла; ей не хотелось быть дома, когда вернется Оскар, возбужденный успехом и впечатлениями от выставки. Щелкнул засов, и Лина сошла на тротуар. Уличные фонари нависали над ней, отбрасывая широкие желтые круги яркого света ей под ноги. Она прошла через круг света, потом снова шагнула в тень, свет – тень, свет – тень. Это напоминало кинематографическое мелькание, Лина шла все быстрее, быстрее, быстрее, чемодан на колесах вихлялся позади нее по неровному асфальту.
Двенадцать тридцать, ночь, понедельник. Ее самолет вылетал в семь часов утра, нужно было куда-то деть примерно пять часов, прежде чем отправиться в аэропорт. Мимо Лины, держась за руки, прошла пара. Мужчина тянул за собой маленькую собачку на красном кожаном поводке. Женщина приглушенно говорила что-то в мобильный телефон, прижатый к подбородку.
Лина остановилась на перекрестке. Она не знала, куда идти. Ей не хотелось ни есть, ни пить, ни говорить, ни курить. Она направилась в офис.
Лина зажгла верхний свет и увидела кабинет во всей красе: ее загроможденный стол, огромный компьютер, стул для посетителей, полки, забитые папками с делами и старыми университетскими учебниками по праву. На мгновение все это показалось одномерным, как будущий музейный экспонат офисной жизни начала XXI века: посмотрите, как жили эти люди! Почему, зачем? Не правда ли, все, что они думали и делали, ужасно смешно?
В лотке Лины лежал громоздкий пакет. Она открыла его, поняв, что пришли книги, которые она заказала на прошлой неделе, чтобы больше узнать о «подземной железной дороге» и семье Раундсов. Она просмотрела названия и выходные данные; большинство книг вышло за счет академических грантов в прошлые десятилетия. Одна обложка привлекла внимание Лины: черно-белая фотография белой женщины среднего возраста с некрасивым лицом, добрыми глазами, легкой улыбкой и вьющимися седыми волосами. «Забытая феминистка: биография Кейт Раундс Стерретт» – гласило название. Кейт была старшей из дочерей Раундсов, адресатом писем, которые Лина нашла в Интернете на прошлой неделе. Лина заказала книгу, надеясь, что Кейт написала о деятельности семьи на «подземной железной дороге». Стоило попробовать, у Лины было слишком мало путеводных ниточек.