Убойная фарцовка - читать онлайн книгу. Автор: Илья Рясной cтр.№ 22

Для начала милицейская разведка провела по адресу прописки Марка оперативную установку. Вопросы стояли стандартные: кто проживает в квартире, образ жизни, когда последний раз видели фигуранта. Отнеслись разведчики к заданию добросовестно, даже осуществили легендированный заход в адрес, что делали крайне редко. Трехкомнатная квартира в сталинском доме на Ленинском проспекте была, как и ожидалось, полной чашей. Антикварная мебель, картины русских художников на стенах. Даже видеомагнитофон и импортный телевизор присутствовали. Все было, кроме самого Марка Адлера.

Добротная двухэтажная деревянная дача в Малаховке тоже не имела следов пребывания Марка. Безалаберный болезный студент как сквозь землю провалился.

Около дома было выставлено скрытое наблюдение на предмет появления фигуранта. По правилам наружка имела право работать по объекту не более десяти суток, но волевым порядком руководство ГУВД определило – будут стоять под адресом столько, сколько нужно.

Но ждать можно было до второго пришествия. А с уголовного розыска требовали результат. Это как так – не можете найти фигуранта? Ищите, где хотите! Но чтоб к утру был.

Любому курсанту школы милиции известно, что самый надежный способ найти человека – работать по его связям. Со связей и начали.

Чтобы не спугнуть клиента, Уланов для начала подтянул на общее правое дело уже знакомого ему комсорга факультета. Тот с готовностью согласился помочь и позвонил домой отцу загулявшего студента:

– У нас тут характеристики в деканат собирают по комсомольской линии с перспективой дальнейшего трудоустройства. Нужно с Марком обсудить некоторые детали. Как его найти?

– Он же на практике, вы что, не знаете? – искренне удивился директор базы.

– В Москве?

– Его послали от издательства в Тамбовскую область. Должен на днях вернуться… Молодой человек, вы же комсомольский лидер. И должны знать, где находятся ваши подопечные, – в голосе директора зазвенели возмущение и укоризна. – Я вот, хоть ночью меня подними, скажу, где находится каждый мой подчиненный, каждая машина, кто за что отвечает.

– Ну… – замямлил комсомолец.

– Нехорошо, молодой человек. Ответственнее надо относиться к работе.

– Исправлюсь. Всего доброго…

Похоже, отец искренне верил, что сынуля отбыл куда-то по делам работы и учебы.

Оперативникам оставалось только работать с институтскими контактами фигуранта. Уланов наметил с помощью комсорга круг близких знакомых беглеца. Они все находились на практике в самых разных местах, некоторые даже за пределами Московской области.

Заместитель начальника МУРа Егорычев ознакомился со списками тех, кого нужно опросить, распределил их по оперативным сотрудникам с четким указанием: достать их хоть из-под земли. А потом достать Марка Адлера, если нужно – оттуда же.

Уланову дали на проверку несколько фамилий. Он не в первый раз сталкивался с птенцами журфаковскими. И в очередной раз смог убедиться, что подобное снисходительное превосходство и демонстративное равнодушие к окружающим видел только у валютных проституток.

Племянница в девятом классе поступила в школу юного журналиста при МГУ, где готовили резерв для факультета. Там со школьниками работали преподаватели и особо доверенные студенты. Учили не столько будущей профессии, сколько «вообще жизни». Пару дней в неделю проходили занятия, после которых вечером Уланов иногда встречал Веронику у факультета и провожал домой. В воскресенье на квартире в центре Москвы наставники из студентов устраивали для «шюжевцев» посиделки с обсуждениями жутко актуальных философских тем. Школьники скидывались по рублю на еду – благо спиртное там было под запретом, что уже радовало. И до посинения разбирали «гениальные произведения» друг друга. А также вели дискуссии по каким-то якобы актуальным проблемам общественного сознания и бытия, на самом деле обязательно с какой-то на первый взгляд не слишком заметной гнильцой. Чаще все сводилось к вопросу, как быдловатый народ приобщать к высокой культуре и моральным ценностям. В этом наблюдались какие-то народнические мотивы, достаточно смешные в государстве, где давно не осталось неграмотных крестьян, создавалось лучшее в мире оружие, запускались в космос ракеты, строились атомные станции.

Те же деятели – наставники и гуру молодежи – устроили на базе «Комсомольской правды» движение «комбригов» – оно сводилось к канализированию диковатой энергии молодежи на благородные цели, якобы имеющие отношение к социалистическому строительству. Однако подавалось все с каким-то не очень хорошим подтекстом. Как все это пропускали партийные ревнители идеологической чистоты – непонятно.

Результат не заставил себя долго ждать. Вероника через полгода такой жизни стала считать всех окружающих, в основном родителей, замшелыми, навсегда устаревшими ретроградами, не понимающими ничего в этой жизни. Куда им до ее соратников по какой-то непонятной борьбе, обладающих какими-то сакральными знаниями и пониманием. Стали у нее мотивы проскальзывать – как надо все взять бы да встряхнуть, поломать и чего-то там новое построить, чтобы люди зажили счастливо и достойно, ради блага всего человечества. Но в чем это встряхивание и строительство должно заключаться, не было понятно ни ей, ни наставникам и гуру.

Глядя на это дело, Георгий Петрович объявил, что именно так готовят в Союзе слабое звено и пятую колонну, и волевым усилием обрубил дочке все устремления к журналистике.

– Ни одного журналиста не знаю хорошего из этой конторы эмгэушной. Пустомели все. Надо профессию получать.

И, несмотря на обильные слезы дочери и жалкие попытки сопротивления, забрал ее оттуда, посадил за учебники иностранного языка. А после десятого класса пристроил в Военный краснознаменный институт Министерства обороны. Там имелось чудо из чудес – пятый факультет, где обучали иностранным языкам только женщин. По большому счету эту тихую заводь, где было не более тридцати человек на курсе, создали для внучек крупных военачальников и партийных деятелей, стипендию там платили девяносто рублей – в три раза больше, чем в том же МГУ, и дам держали в строгости. Там Веронике быстро вбили в голову испанский и английский языки и одновременно выбили всю дурь. Теперь на ребенка приятно было посмотреть, а о своих школьных увлечениях и о былом высокомерии она вспоминала с иронией.

Обходя студентов-журналистов, Уланов видел все ту же картину. Встречался с троечниками, отличниками, с детьми иностранных обозревателей и колхозников. И при разговоре всегда проскальзывало одно общее – это несокрушимое чувство собственной избранности. Они знали ПРАВДУ. Знали, что все средства массовой информации занимаются только пропагандой оболваненного народа. А ИСТИНУ знают только посвященные типа студентов журфака. При этом, что это за истина, было непонятно – в основном состояла она из каких-то осколков сплетен, анекдотов, пропагандистских клише из «Голоса Америки» и мудрых мыслей из самиздатовских брошюрок. Но непоколебимая уверенность, что все не так, как говорят, волшебным образом действовала на самомнение.