Герцог в сияющих доспехах - читать онлайн книгу. Автор: Лоретта Чейз cтр.№ 67

И если это лорд Фредерик сумел убедить Эшмонта сделать предложение Олимпии, то Рипли теперь понимал, что им двигало. Скажите на милость, какой другой леди по силам держать в узде такого разгильдяя?

Лорду Фредерику точно не понравятся столь кардинальные перемены, поэтому брак должен совершиться прежде, чем слухи достигнут ушей старика.

К счастью, Ньюленд забрал бразды правления у своего нерешительного родственника, и очень скоро – учитывая состояние дома, который стоял наполовину разрушенным и наполовину возведенным заново, – трое мужчин оказались в кабинете Гонерби.

Рипли проигнорировал предложенный ему стул и, облокотившись о каминную полку, сразу же приступил прямо к делу.

– Мы с леди Олимпией желаем сочетаться браком.

– Друг с другом? – не понял Гонерби.

– Да, сэр, именно так.

– Гм… но ведь она уже помолвлена с герцогом Эшмонтом, и предполагалось, что они должны пожениться несколько дней назад.

– Да, но сегодня все изменилось: ее светлость передумала – такова привилегия дамы – и согласилась выйти за меня.

– А герцог Эшмонт осведомлен об изменениях в планах? – уточнил Ньюленд.

– Он узнает.

– В таком случае нам, вероятно, следует подождать, пока…

– Нет‑нет: леди Олимпия не желает за него выходить, – и поскольку мы, знаете ли, торопимся, наилучшим выходом будет скорейшее заключение брачного договора, – перебил его Рипли. – Завтра я пришлю к вам своих поверенных.

После того как внесет некоторые изменения в собственное завещание.

– И завтра же состоится свадьба, – безапелляционно заявил герцог.

– Завтра… – повторил лорд Гонерби. – Что же, все это весьма неожиданно, но приятно: два претендента на руку Олимпии. Не то чтобы я так уж сильно удивлен: она…

– Она несравненная, и мужчины толпами могли бы падать к ее ногам, – опять перебил его Рипли, не желая затягивать беседу. – Однако что касается мнения леди Олимпии, то претендент может быть только один, и это я. Она убежала от Эшмонта. Я ее догнал. И она не возражала. Замуж она очень хочет, но за меня, не за Эшмонта. Полагаю, это ясно.

Судя по выражению лица лорда Гонерби, он так ничего и не понял. Другое дело его свояк. Мрачная гримаса дала знать Рипли, что маркиз сложил два и два – например, так: Эшмонт плюс нрав Эшмонта равно дуэль – и понял, отчего такая спешка.

– И все‑таки я не совсем уверен, что нам следует… – еще раз попытался урезонить его Гонерби.

– Мне все совершенно ясно, герцог! – твердо отрезал Ньюленд. – Олимпии полагалось выйти замуж еще несколько дней назад, и чем быстрее мы решим дело, тем скорее улягутся скандальные слухи. – И, не давая возможности Гонерби ответить, добавил: – Поскольку вопрос времени в данном случае весьма насущен, можно, следовательно, предположить, что с нас достаточно условий, уже оговоренных с герцогом Эшмонтом.

– Из этого и будем исходить, – согласился Рипли, поскольку достаточно платил своим поверенным, чтобы те разбирались с подробностями, – но позволю себе добавить кое‑какие новые условия касательно библиотеки Гонерби. Не думаю, что вы сочтете их обременительными. А теперь, джентльмены, позвольте откланяться.

В гостиную вошел слуга с подносом, нагруженным едой и напитками, но герцог не пожелал терять ни минуты и вышел, оставив джентльменов подкрепляться.

Олимпия расхаживала по коридору и ждала его.

– Я думал, что вы с матушкой обсуждаете, что надеть на свадьбу.

– Мне совершено все равно, – сказала Олимпия. – Да и вам, полагаю, тоже.

– Желательно что‑нибудь такое, что легко снимается, и без жуткого количества пуговиц. – Воображение тотчас явило ему, как Олимпия расстегивает бесконечный ряд пуговиц… и как смотрит в его сторону. – Нет, пусть будут пуговицы, да побольше: сотни… – О нет! Сейчас ему нельзя думать о пуговицах. Голова должна быть ясной. – Вы правы: мне все равно, что вы наденете, за исключением обручального кольца.

– Но я хочу, чтобы свадьба была!

– Она и будет.

– И супружеская жизнь!

– Всенепременно.

Как хорошо было знакомо Олимпии это выражение лица. Время от времени оно появлялось у каждого мужчины ее семьи: упрямство, твердость характера, желание самоутвердиться…

Олимпия напомнила себе правило: «командуй или подчиняйся», – и твердо сказала:

– Понимаю, бесполезно просить вас не поступать безрассудно: тем более что это качество как раз в вашем духе, – но все же прошу – нет, требую! – чтобы вы передали Эшмонту вот это письмо.

Она протянула ему конверт с чуть смятыми уголками – слишком волновалась, ожидая, пока Рипли выйдет из отцовского кабинета: подозревала, что тот попытается ускользнуть, не попрощавшись.

Он смотрел на письмо, но брать не торопился.

– Рипли!

Он покачал головой.

– Я увижусь с ним вечером и сам все ему скажу, лицом к лицу, и прятаться за вашей юбкой не стану.

Олимпия не стала закатывать глаза, не стала хватать за грудки и трясти, но руку с письмом не опустила: просто смотрела на него так, как смотрела на кого‑нибудь из братьев, когда тот не желал поступать правильно.

Рипли понял, что она не отступит, и со вздохом взял письмо.

– Надеюсь, вы не бросите его в огонь?

– Даже не думал.

– И не уничтожите каким‑либо иным образом, а передадите Эшмонту.

– Олимпия, мы уже это обсуждали.

Скорее спорили: почти всю дорогу до Лондона, – потом ему надоело, и он начал ее целовать, и с этого момента все стало ясно.

– Ничего мы не обсуждали! Вы сказали, что писать объяснительные письма не моя обязанность, что вы мужчина и что разберетесь со своим другом сами, как мужчина с мужчиной, но вы ошибались. И не используй вы нечестный прием…

– В любви, как и на войне, все средства хороши.

Любовь!

Ни он, ни она не произносили этого слова: «любовь». Олимпия предпочитала называть происходящее между ними наваждением, страстью. Да и вряд ли и Рипли вообще способен испытывать это чувство.

– Какая удобная фраза! – заметила она. – Полезная, но не вполне честная. Ведь я же нарушила обещание, которое дала Эшмонту. Помолвка, в конце концов, это священный обет. В былые времена…

– Как вам известно, мне некогда вдаваться в исторические и юридические тонкости, – не дал он ей пуститься в разглагольствования. – Предстоит переделать кучу дел, а времени ужасающе мало.

– Эшмонт заслуживает, чтобы перед ним извинились! – воскликнула Олимпия. – Чтобы я извинилась. С моей стороны было нечестно просить его освободить меня от данного слова, вместо того чтобы сказать, что я за него не выйду. Было нечестно убегать, вместо того чтобы проявить хоть некоторую смелость – или свой истинный характер – и сказать правду: не лежит сердце, не могу и не хочу.