– Неважно, – сказала леди Джулия. – Вы опоздали, так что ничего уже не изменить, причем опоздали еще до того, как явились сюда.
– Посмотрим. – Лорд Фредерик поклонился. – Хорошего вам дня, миледи.
Она не присела в реверансе, но проворно подошла к двери и, улыбнувшись, загородила ему путь.
– Ах нет, сэр. Задержитесь.
За спиной леди Джулии гавкнул Катон, словно подтверждая серьезность ее намерений.
Глава 15
Пока они шли к конюшням, адская боль в лодыжке беспокоила Рипли гораздо больше, чем он готов был признать, и мысленно чертыхался. Олимпия сошла с тропинки, подобрала крепкий сук, видимо, обломанный ветром, и протянула ему:
– Можно использовать как трость.
– Не нужен мне чертов костыль!
– А нельзя ли – или я прошу слишком многого? – хоть на время забыть о своей мужской гордыне и включить рассудок?
– Я в полном порядке, – солгал Рипли.
– Тогда рассмотрим нашу задачу шаг за шагом, – проговорила Олимпия тем же тоном, к которому прибегал в свое время Рипли, пытаясь ей что‑то втолковать, когда она была пьяна. – Нам нужно как можно скорее попасть в Лондон, а значит – сначала на конюшню.
– Чтобы как можно скорее пожениться, – передразнил он ее наставительный тон. – А для этого нам понадобится особое разрешение, и это значит, что мне придется нанести визит в Коллегию юристов по гражданским делам. Надеюсь, они не продержат меня там целую вечность, пока по Лондону не поползут слухи, что герцог Рипли спешно женится на леди Олимпии Хайтауэр, и архиепископ Кентерберийский лично не призовет меня к ответу. Потому что, видите ли, кто его знает – вдруг вспомнит, что совсем недавно даровал разрешение герцогу Эшмонту жениться на той же самой леди.
– Понимаю. Но мне бы очень не хотелось, чтобы вы свернули себе шею, прежде чем мы поженимся, потому что, видите ли, вы тогда, возможно, не сможете взять меня замуж, и я окажусь в… сложном положении.
– В положении? – рассмеялся Рипли.
– Ну да. Мы ведь оба знаем, откуда берутся дети, – сказала Олимпия, и ему вдруг стало не до смеха. – И теперь благодаря вам известно также, как именно их делают. Не знаю, каковы шансы на то, что во мне уже зародилась жизнь, но зато понимаю, что очень практично и разумно сочетаться браком с отцом ребенка до того, как тот появится на свет.
Это было как удар под дых. Хотя чему удивляться? Рипли отлично знал, откуда берутся дети. Следовало подумать об этом раньше и предпринять меры предосторожности, как с другими.
– Не волнуйтесь: я не сверну себе шею, – пообещал Рипли, пылая лицом.
Олимпия протянула ему палку. Он узнал этот взгляд, потому что уже видел его – во дворе гостиницы «Белый лев» в Патни: тогда один наглец не пожелал уступить ей по пустячному делу.
Рипли взял палку и оперся о нее.
Когда они дошли до конюшни, герцог велел заложить ландо вместо двухколесной коляски, поэтому пришлось ждать целую вечность, пока не запрягут лошадей, не осмотрят колеса и кучер Джон не водрузится со всей обстоятельностью на свой трон.
Слова Олимпии о детях шокировали Рипли настолько, что совершенно прояснили его ум. Только беспечный идиот мог бы пуститься в путь в маленькой щегольской коляске, когда погода меняется едва ли каждую минуту: складной верх слишком мал, чтобы как следует защитить от дождя, а сырость и толчки, неизбежные при поездке в таком экипаже, дадут повод Олимпии всю дорогу причитать и опекать его: то ногу надо устроить поудобнее, то сесть по‑другому. И с его стороны было бы самоубийственной глупостью отказать себе в отдыхе, учитывая, что ожидало его впереди, а еще важнее, что в ландо с поднятым верхом его ожидает дополнительное удовольствие: четыре‑пять часов наедине с Олимпией, когда не надо править самому.
Прошла, кажется, вечность, прежде чем они наконец тронулись в путь, причем беспрепятственно.
Лорд Фредерик еще не отдавал приказания закладывать своих лошадей: должно быть, до сих пор беседовал с леди Джулией, – значит, можно надеяться, что он не бросится за ними вдогонку. Встреча вышла бы неловкой, и Рипли был не в настроении объясняться с хитроумным посланцем Эшмонта. Нет, он объяснится с другом сам – лицом к лицу.
Рипли приказал конюхам не болтать и только отвечать на вопросы, если таковые будут заданы, так что, если повезет, новость из конюшни до главного дома дойдет не скоро и пройдет время, прежде чем начнутся расспросы. Если повезет, все будут думать, что они с Олимпией – вместе ли, порознь – просто спрятались где‑то переждать грозу: небо‑то еще не прояснилось.
Чтобы не полагаться слепо на удачу, Рипли велел слугам в конюшне не слишком спешить, если лорд Фредерик велит запрягать.
Удача оказалась на их стороне – по крайней мере, во время путешествия. Время от времени дождь шел, зато гроза, по‑видимому, отступила. В Лондон въехали еще до наступления темноты и первым делом отправились к Гонерби, где их обступила толпа домочадцев, в том числе Ньюлендов, которые набросились на Рипли и Олимпию, стоило им появиться в дверях.
После того как стихли первые крики и возгласы, толпа увлекла путников в гостиную, где пахло свежей краской, а двери перегораживали несколько лестниц‑стремянок, – ремонт был в полном разгаре.
Пытаясь перекрыть гул взволнованных голосов, Рипли воскликнул:
– Достаточно! Благодарю за жаркий прием, но делу не поможет, если вы будете говорить все разом. Мы с удовольствие выслушаем советы лорда Гонерби и лорда Ньюленда. Нельзя ли нам втроем удалиться в другую комнату для чисто делового разговора?
Народ замер в замешательстве на целую долгую минуту, затем в головах двух старших леди, похоже, начала складываться некая картинка, которая, судя по выражению лиц, здорово их смутила.
– В ваш кабинет, лорд Гонерби? – предложил Рипли. – Или в библиотеку? Куда угодно. Это деловой разговор только для джентльменов, и чем скорее, тем лучше.
– Да‑да, – закивал лорд Гонерби, – однако…
– Папа, герцог умирает с голоду, – вмешалась Олимпия. – За долгие часы пути мы делали исключительно короткие остановки. Более того, как я уже упоминала в письме, он повредил ногу, и будет лучше, если он сможет держать ее в приподнятом положении. Может, ваши «однако» подождут до тех пор, когда его светлость утолит голод и устроит ногу с удобством.
Странное дело, но ее голос произвел на окружающих замечательный эффект: все сразу успокоились и дело пошло на лад.
Рипли вырос в маленькой семье, почти всю юность провел в школе, вдали от родных и мирного уголка Кемберли‑плейс, поэтому не привык к такому избытку родичей, шуму‑гаму: каждый что‑то хотел сказать, даже младшие братья Олимпии.
Ей, похоже, всю жизнь приходилось создавать порядок там, где царил хаос. Неудивительна поэтому ее страсть к классификации: с книгами легче справиться, чем с людьми, – но все‑таки ей удавалось и это, хотя до некоторых пределов, что она сейчас и продемонстрировала.