— Ссыт Солома, как шелудивый бобик, — презрительно бросил Сундук, вытирая жирные губы салфеткой.
Осторожный Туз исподлобья посмотрел на говорившего: хорошо говорить, когда не видел, что сотворили с Кентом, а Солома видел. Лично у него к молодому и перспективному Соломе претензий пока не было. Это пока, до тех пор, пока не выяснится, кто завалил Кента. А может это Солома и завалил его, а теперь изображает мандраж? Парень-то проворный, крови не боится. Как раз недавно Солома с Кентом утопили одного залётного фраерка, который борзел сильно. Может это их совместное дело и привело к такому результату?
Троица подробно рассматривала все версии: здесь нельзя было ошибиться, ведь дело чести бригады правильно, то бишь по-понятиям ответить на выпад. Поэтому надо было знать всё досконально, а для этого Велосипедист подключил все свои связи, даже в полиции. Пока результат полицейского следствия его не радовал: менты явно жевали сопли и толкли воду в ступе, отговариваясь, что в этом деле сплошные непонятки. Бандитское следствие также пока не принесло ощутимых результатов. Пронёсся среди братвы дурацкий слушок, что Кента сделал чистодел с Камчатки, но Велосипедист от такой новости только кривился: Камчатской братве никто из них ног не оттоптал, да и где они, а где Камчатка. Там своё море, а у нас своё. След мог вести от утопленного фраерка, о котором никто ничего не знал: документы фраерка были у Кента, как и его машина. Документы пропали, а машину зачем-то менты спалили на спецплощадке.
В самый разгар обсуждения ситуации пропиликал мобильник Велосипедиста. Он недовольно посмотрел на него, но на высветившийся номер надо было реагировать: звонил бригадир конкурирующей группировки, некто Гурген. С этой бригадой тёрок особо не было, жили мирно, но конкуренты — есть конкуренты, с ними надо ухо держать востро.
— Это Гурген звонит, — сказал Велосипедист своим собеседникам и нажал на кнопку соединения.
Сундук и Туз внимательно уставились на шефа, уже подносящего телефон к своему уху. Через несколько секунд они стали замечать, что морда шефа стала наливаться кровью, глаза грозно таращиться, капли пота выступили на лысине, а губы стали кривиться в злом оскале. И было от чего. Хорошо хоть Велосипедист не включил аппарат на громкую связь, а то бы подчинённые услышали страшно обидный мат и обещания от собеседника зарезать Велосипедиста и его банду совсем скоро, прямо сейчас. Причём, сами знаете почему. Велосипедист пытался вставить хоть слово, но его перебивали, обкладывая вдоль и поперёк отборным матом, что было совершенно не по-понятиям. Особенно неприятно было слышать о сексуальных разнообразных предпочтениях самого Велосипедиста и его близких родственников, постоянно грешивших с разнообразными зверями, даже с бобрами и между собой. Наконец, трубка перестала изрыгать оскорбления и угрозы и отключилась.
— Да он ошизел, — прошипел красный как рак Велосипедист. — Слышите, эта чОрножЁпая тварь грозится нас всех на пики поставить!
— Черножопая, — автоматически поправил шефа Туз.
— Тем более, — взревел бригадир, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки. Его душило возмущение и зло.
Тут опять зазвонил телефон шефа. Звонил опять Гурген. Велосипедист поставил телефон на громкую связь и ответил:
— Да, забыл тебе сказать, педаль ты от велосипеда, — прозвучал голос Гургена. — Ты, тут мне подсказывают, бараний хвост и потому я тебя сам….
Что было потому, бригадир не стал слушать, выключив телефон. Наступила мёртвая тишина. Три бандита сидели в оцепенении и обтекали.
Точно в такой же ситуации сейчас находился Гурген, только он был у себя дома, где обсуждал за поеданием шашлыка из молодого барашка насущные вопросы со своими подельниками: Малышом, Вазгеном и Зозо. Аппетит компании испортил звонок на мобильник Гургена от Велосипедиста. Что нашло на бригадира соседней бригады вроде бы правильных потсанов такого, что он повёл себя не по-потсански, а наоборот, совсем не правильно. Гурген не стал скрывать от приближённых слова конкурента, чтобы потом не пересказывать, а сразу включил телефон на громкую связь. Поэтому он и трое его сотоварищей наслышались вместо приветствия отборные матюки, что в их среде являлось немыслимым оскорблением, и должно было смываться только кровью. Естественно кровью противника. Нет, как это понять, скажите на милость, что Велосипедист начал сравнивать Гургена и его потсанов с содомитами, причём до предела развращёнными содомитами. Гурген по мнению Велосипедиста обожал совокупляться с козами, причём с самыми грязными и блохастыми. И компанию он себе подобрал из таких же грязных и блохастых потсанов, это, наверное, чтобы с ними ему интересно было совокупляться. Совсем не те слова хотел услышать Гурген от своего собеседника. Оказалось, мир полон сюрпризов.
— Зарэжу, убью — хочешь, да?! — прорычал Гурген, выключая поливающий его нехорошими словами аппарат. У шефа дёргался левый глаз, судорожно сжимались кулаки: таким разозлённым своего начальника братва давно не видела. — Вах! Какой паразит нехороший! Ишак тебя нюхал! Я твой дом труба шатал! Этот Велосипедист, он, что, обкурился и спятил?
Братва на этот риторический вопрос пожала плечами: то неведомо, но прощать такую выходку нельзя.
Резидент, стравливая между собой две группировки, опирался не на логику, а на интуицию, считая, что подлинной ценностью мышления является, в сущности, только интуиция. Он бил по эмоциональной сфере руководителей банд, не давая им опомниться и хорошо обдумать ситуацию. Он знал, что мышление людей протекает, в основном, минуя символы в виде понятных слов, к тому же оно бессознательно. Эмоции разрушают логику. Не дать противнику времени на размышления. Время — это главное.
Точно также думали и противоборствующие стороны, волею резидента вступившие в конфронтацию: не дать оппоненту времени. То же самое касается и своих сторонников: надо действовать пока они злые, тогда они веселее будут лупить врагов веслом по роже. Обе банды лихорадочно совещались: Российская малина собралась на совет, Российская малина врагу сказала «нет!».
Гурген назначил противной, в буквальном смысле этого слова, стороне стрелку в час ночи, возле маяка. А чего тянуть? И так всё понятно и кристально ясно. Велосипедист на стрелку согласился, он тоже не мог терпеть даже до утра. Да и зачем терпеть до утра: всё равно уже в эту ночь не заснёшь, даже если хорошо пообщаешься с дамой с пониженной социальной ответственностью. Поэтому обе стороны стали вызванивать своих сторонников и ставить их по тревоге под ружьё. У Гургена было численное преимущество: девять бойцов, считая его. Это Малыш, Вазген, Кумар, Сугроб, Капля, Малик, Сосед и Зозо. У Велосипедиста, к его неудовольствию, оставалось всего семеро, это если и его посчитать. Зато у него бойцы были злее и отвязнее. Это Сундук, Туз, Якут, Кочан, Кикимора и Шахтёр. Солому на стрелку не вызывали: он считался на больничном. Обе стороны понимали, что разойтись сторонами мирно не реально, поэтому вооружались, как могли. На стрелку по-понятиям надо приходить без оружия и тереть проблему словами, но если заранее знаешь, что противник вероломный и до безобразия подлый, то вооружишься до зубов.