Кристин, дочь Лавранса - читать онлайн книгу. Автор: Сигрид Унсет cтр.№ 49

Кристин сняла кольцо с пальца и подала его женщине.

– Ты честно поступила, Брюнхильд, но если этот человек не кто иной, как мой родич Эрленд, сын Никулауса, то мне нечего бояться: он хочет, чтобы я его помирила с моим дядей. Можешь не беспокоиться, но спасибо тебе, что ты хотела предостеречь меня.

Брюнхильд Муха отвернулась, чтобы скрыть улыбку.

Она повела Кристин через переулки за церковью Клемента на север, к реке. Здесь стояло несколько обособленных домиков на склоне речного берега. Они зашли между каких-то изгородей, и тут подошел к ним Эрленд. Оглядевшись по сторонам, он снял с себя плащ, закутал в него Кристин и надвинул ей капюшон на самое лицо.

– Что ты думаешь о моей уловке? – негромко и быстро спросил он. – Ты, верно, считаешь, что я поступил нехорошо, но мне нужно поговорить с тобой.

– Пожалуй, нам мало пользы думать о том, что хорошо и что нехорошо, – сказала Кристин.

– Не говори так, – взмолился Эрленд. – Вся вина лежит на мне… Кристин, я тосковал по тебе каждый день и каждую ночь, – прошептал он у самого ее лица.

Дрожь пробежала по ее телу, когда она на мгновение встретилась с его взором. Она почувствовала себя преступницей, что могла думать о чем-либо, кроме любви к нему, когда он так смотрит на нее.

Брюнхильд Муха ушла вперед. Эрленд спросил Кристин, когда они вошли во двор:

– Хочешь, пройдем в жилую горницу или же поговорим наверху в светличке?

– Как хочешь, – отвечала Кристин.

– Наверху холодно, – тихо сказал Эрленд. – Придется лечь в постель…

И Кристин только кивнула.

Только Эрленд запер за ними дверь, как Кристин очутилась в его объятиях. Он сгибал ее, как тростинку, ослеплял и душил поцелуями, в то же время нетерпеливо срывая с нее оба плаща, которые бросил на пол. Потом он поднял девушку в светлой монастырской одежде высоко на руки и понес ее на свою постель. Испуганная его бурным порывом и своим собственным внезапным влечением к нему, Кристин обняла его и спрятала лицо на его плече.

В светличке было так холодно, что при свете стоявшей на столе свечи они видели пар от своего дыхания. Но в постели было много разных одеял и мехов; сверху лежала большая медвежья шкура, и они натянули ее на себя и покрылись ею с головой. Кристин не знала, сколько времени она пролежала там в его объятиях, когда Эрленд заговорил:

– Теперь нужно поговорить о том, что должно быть сказано, моя Кристин, – я, право, не смею задерживать тебя слишком долго!

– Я посмею остаться здесь на всю ночь, если ты захочешь, – прошептала она ему в ответ.

Эрленд прижался щекою к ее щеке:

– Тогда я не был бы твоим другом! И так уже все достаточно плохо, но я не допущу, чтобы по моей вине люди злословили о тебе.

Кристин не отвечала – слова его больно отозвались в ее сердце: она не понимала, как это может говорить так он, приведший ее сюда, в дом Брюнхильд Мухи! Сама не представляя, откуда она могла это узнать, она поняла, что дом этот не был пристойным местом. А он, по-видимому, ожидал, что все произойдет именно так, как оно произошло, потому что у него уже была приготовлена кружка с медом за пологом у кровати.

– Я думал было, – снова начал Эрленд, – что если не будет никакого другого выхода, то я увезу тебя насильно в Швецию – фру Ингебьёрг ^[52] хорошо приняла меня осенью и припомнила родство между нами. Но я несу расплату за грехи свои – ты знаешь, я уже раз убегал из отечества и не хочу, чтобы тебя сравнивали с той, другой!

– Возьми меня с собою к себе в Хюсабю, – тихо сказала Кристин. – Я не в силах больше жить в разлуке с тобой и быть в монастыре среди других девушек! И твои и мои родные будут, наверное, настолько добры и разумны, что позволят нам сойтись и примирятся с нами…

Эрленд со стоном стиснул ее в своих объятиях:

– Я не могу увезти тебя с собою в Хюсабю, Кристин!

– Почему не можешь? – тихо спросила она.

– Элина приехала туда осенью, – сказал он немного спустя. – Мне ее никак не заставить уехать от меня, – с жаром продолжал он, – только разве вынести насильно из дома, усадить в сани и увезти куда-нибудь! Но мне кажется, этого я не смогу сделать – она привезла с собою обоих наших детей…

Кристин чувствовала, что она словно падает куда-то все ниже и ниже. Голосом, замирающим от страха, сказала она:

– А я думала, что ты уже разошелся с нею…

– И я так думал, – коротко ответил Эрленд. – Но она, очевидно, прослышала в Эстердале, где жила, что я подумываю о женитьбе. Ты видела человека, с которым я был на рождественском празднике, – это мой приемный отец Борд, сын Петера, из Хестнеса. Вернувшись из Швеции, я поехал к нему, побывал также и у своего родича Хеминга, сына Алфа, в Салтвике; я беседовал с ними обоими о том, что собираюсь ныне жениться, и просил их помочь мне. Об этом прослышала Элина…

Я предложил ей требовать от меня все, чего она хочет, для себя самой и для детей, но ее муж Сигюрд… Говорят, он не переживет этой зимы… И тогда никто не может воспрепятствовать нам жить вместе…

Я ночевал в конюшне с Хафтуром и Ульвом, а Элина – в горнице, в моей постели. Могу себе представить, как мои слуги славно посмеялись надо мною за моей спиной…

Кристин не могла произнести ни слова. Немного спустя Эрленд снова заговорил:

– Ты знаешь, в тот день, когда между нами состоится обручение, она должна будет наконец понять, что ей ничто уже не поможет… Она уже не имеет надо мной никакой власти!.. Но тяжело с детьми. Я не видел их целый год – они красивые… А я мало что могу сделать, чтобы обеспечить их будущее. Им едва ли бы очень помогло, если бы я даже и смог жениться на их матери.

По щекам Кристин медленно потекли слезы. Тогда Эрленд сказал:

– Разве ты не слыхала, о чем я говорил с родственниками? И они очень были довольны, что я хочу жениться. Тогда я сказал, что хочу жениться на тебе, и ни на ком другом.

– Это им, верно, не понравилось? – спросила наконец Кристин безнадежным тоном.

– Разве ты не понимаешь, – мрачно сказал Эрленд, – что они могли сказать мне только одно: они не могут и не хотят ехать со мною к твоему отцу, пока не будет расторгнут договор между тобою и Симоном, сыном Андреса! Наше положение, Кристин, не стало легче оттого, что ты провела Рождество с семьей из Дюфрина.

Кристин совершенно пала духом и тихо плакала. Она уж и раньше чувствовала, что в любви ее было что-то дурное и бесчестное, а теперь увидела, что вина в этом ее собственная.

Она дрожала от холода, встав немного спустя с постели, и Эрленд закутал ее в оба плаща. На улице было уже совсем темно, и Эрленд проводил Кристин до кладбища церкви Святого Клемента; а Брюнхильд провела ее оставшуюся часть пути до Ноннесетера.