История Средиземноморского побережья - читать онлайн книгу. Автор: Эрнл Брэдфорд cтр.№ 49

Однако объединение Греции было временно достигнуто в середине IV века до н. э., правда, не Афинами или Спартой. Объединенная энергия греческого народа тогда повернулась на Восток – в один из самых драматических в истории эпизодов. «Решение греческого вопроса, – пишет Х. А. Л. Фишер, – пришло с неожиданной стороны. К северу от Фессалии, на побережье Термаикоса, жил греческий народ, который был грубее и менее цивилизованным, чем афиняне или коринфяне. Южные греки относились к нему, как, скажем, парижане относятся к провинциалам из Бретани или Лангедока. Это были македонцы – пьяницы, драчуны, страстные охотники, обожавшие преследовать медведя или волка по лесам и равнинам своего богатого горами дома. Они все еще находились на гомеровском этапе развития цивилизации…

Эти грубые горцы, пропитанные суровостью и отвагой севера, образовали самое могущественное государство Греции, во главе которого встал замечательный и удивительно прозорливый царь Филипп Македонский (359–336 годы до н. э.). Филипп был больше чем прекрасный солдат. Он был мудрым государственным деятелем, заложившим основы огромной империи, которую его сыну Александру Великому предстояло создать на Востоке. Чтобы добиться единства Греции, которое освободит его армию для колониальной экспансии в Малой Азии и на Ближнем Востоке, Филиппу надо было прежде всего заставить замолчать всю оппозицию на греческом континенте. Это ему удалось сделать в 338 году до н. э. в сражении при Херонее, где были разбиты объединенные силы Афин и Фив.

Благодаря великодушию к покоренным народам, столь редкому в греческой истории, и серии умных политических маневров Филипп сумел объединить самолюбивые и разъединенные греческие города-государства в союз, основой которого стало свободное членство и равноправие для всех. Но даже при этом он мог бы потерпеть неудачу, если бы вовремя не указал нужное направление – за море на Персию. «Там, – сказал он, – располагается извечный враг всех греков; помните зверства Ксеркса; не забывайте, что мы, греки, никогда не будем в безопасности, пока Персия угрожает нам не только здесь, у нас дома, но также в ионических городах Малой Азии».

Он мог также добавить, что там, за полным островов Эгейским морем, располагается богатая земля и отличные фермы, бизнес для торговцев и многочисленные административные должности в империи, которую он намерен создать. Впервые в истории греки увидели себя не рядом вечно разделенных и враждующих между собой городов, а нацией, объединенной языком, религией и общими традициями. Они поняли, что если только смогут забыть свое взаимное разрушительное соперничество, то получат в свое распоряжение все богатства Востока.

Это была мечта Филиппа, но претворять ее в жизнь взялся его сын Александр. В 336 году до н. э., накануне отправления в Малую Азию во главе объединенной греческой армии, Филипп Македонский был убит.

Александр сразу же заявил грекам, что ничего не изменилось, кроме имени царя. Это было гордое бахвальство. На самом деле начало своего правления он посвятил утверждению своей власти в Греции. Греки, как всегда, разделились в тот самый момент, когда почувствовали, что отстаивание своего превосходства может принести им хотя бы малейшую выгоду.

Восстановив объединенную Грецию за собой, – Грецию, можно добавить, которая приняла единство только из страха перед грозным оружием и гением Александра, – юный завоеватель приготовился выступить на Восток. Незадолго до того, как произошло это значительное событие в мировой истории, в Коринфе случился небольшой инцидент, заслуживающий, чтобы его не забыли. Он отчетливо показывает две стороны греческой натуры – самоуверенность и философское самоотречение, – которые стали частью всего средиземноморского наследия.

Прибыв в Коринф, юный военачальник первым делом должен был заручиться принятием лигой греческих государств своего положения верховного главнокомандующего в войне против Персии и ее империи. Александру в то время было не больше двадцати лет. Это был «юный золотоволосый Аполлон», пребывавший накануне своего самого захватывающего приключения. В Коринфе собрались первые лица многих государств, признавших его главенствующее положение, а также другие известные деятели. Они должны были подтвердить ему, что принимают его лидерство против некогда грозной Персии. Между тем один из самых видных горожан Коринфа, известный философ-циник Диоген, не явился, чтобы выказать уважение юному хозяину Греции.

В одиннадцатом издании энциклопедии «Британика» о Диогене сказано следующее: «Он приучил себя к изменчивости погоды, живя в бочке [возможно, в одном из больших глиняных сосудов для хранения, весьма распространенных в то время, перевернутом на бок] при храме богини Кибелы. Единственную деревянную чашу, которой он владел, Диоген уничтожил, увидев, как крестьянский мальчик пьет из ладоней. По пути на Эгину его захватили пираты и продали в рабство на Крит коринфянину по имени Ксениад. Когда его спросили, что он умеет делать, Диоген ответил, что не умеет ничего – только руководить и направлять людей, поэтому желает, чтобы его продали человеку, которому нужен хозяин. Став учителем двух сыновей Ксениада, он прожил в Коринфе до конца своих дней. Весь остаток жизни он проповедовал добродетельную сдержанность. Добродетель для него заключалась в отказе от любого физического удовольствия; [для него] боль и голод были лучшими помощниками в достижении блага. Морализирование подразумевает возврат к природе и простоте».

Учитель Диогена, Антисфен, сам бывший учеником Сократа, считал, что добродетель, а не удовольствие – цель существования. Как следствие, Диоген и другие философы были уверены, что богатство, честолюбие, власть и популярность развращают и калечат душу. Неудивительно, что старый философ в своем непрезентабельном жилище не побеспокоился выбраться оттуда, чтобы отдать почести Александру. Но Александр был сильно заинтригован этим знаменитым человеком, не посчитавшим нужным присоединиться к толпе его почитателей, и сам явился к престарелому философу.

Беседа между ними была короткой и по существу. У завоевателей нет времени для пустой болтовни. У философов-циников тоже.

– Я Александр Великий, – сообщил юный полководец, когда его привели к своеобразному дому Диогена.

– А я философ Диоген, – ответствовал житель бочки (точнее, глиняного сосуда), нисколько не впечатленный великолепием оружия и одежд гостя.

– Могу я что-нибудь для тебя сделать? – спросил будущий завоеватель Востока, возможно не без снисхождения.

– Да, Александр, – сказал философ. – Будь добр, не загораживай мне солнце.

Следует отдать должное Александру: этот юный амбициозный и гордый человек не обиделся на такой отпор. Возможно, он понял, что сила, которая подталкивала его к завоеванию физического мира, также действовала и на этого худого аскета, отказавшегося от физического мира ради духовных исканий.

Говорят, что позже Александр сказал: «Не будь я Александром, я бы был Диогеном». Оба умерли в один год – 323 год до н. э.: Александр – в Вавилоне в возрасте 31 года, став хозяином практически всего известного мира, а Диоген – в Коринфе в возрасте 90 лет. Согласно одной традиции, завоеватель и философ умерли в один день. Оба были людьми редчайших качеств, достойными представителями греческого гения.