Огромные гаражи для гигантских машин на гусеничном ходу, которые приводят в порядок горнолыжные склоны и другие трассы.
– Мне кажется, что их три, – говорит Кертис.
– Там еще есть небольшой домик в самом низу подъемника, – добавляет Брент. – И будка.
– И еще площадка с шезлонгами на открытом воздухе, – вспоминает Кертис. – Должен быть сарай или какое-то складское помещение, куда они убирают шезлонги.
Мы возвращаемся в банкетный зал. Хизер с Дейлом еще не вернулись. На нижнем этаже гораздо больше помещений.
Кертис захлопывает за нами дверь и говорит тихим голосом:
– Как вы считаете, за всем этим стоят Дейл и Хизер?
– С какой стати? – удивленно смотрю я на него.
– Понятия не имею.
– Не думаю, – заявляю я. – Хизер кажется мне сильно напуганной.
– Или, может, она просто хорошая актриса? – Кертис смотрит на Брента.
Брент пожимает плечами.
– Меня не спрашивай.
Похоже, Кетрису страшно хочется кому-нибудь врезать, и он грозно косится на дверь.
– Кто-то с нами играет, и мне это не нравится.
Брент наливает себе еще одну большую порцию Jack Daniels. Мне интересно наблюдать за тем, как эти двое справляются с напряженной ситуацией. Брент просто напивается, Кертис злится и заводится все больше.
– Хочешь, Милла? – Брент предлагает мне виски.
Не так я себе представляла эту ностальгическую встречу. Я вздыхаю.
– Наливай, – говорю я.
Кертис касается моей руки.
– Милла, – говорит он предупредительно.
Ощущение дежавю застает меня врасплох. Однажды вечером десять лет назад Кертис уже предупреждал меня, что пора прекратить пить. Мне следовало его послушаться, но я этого не сделала.
И сейчас не стану.
Я протягиваю свой стакан. Бренту, похоже, гораздо больше не по себе, чем он показывает, потому что у него дрожит рука, и он проливает виски мне на пальцы. Я слизываю спиртное с руки и опрокидываю стакан.
Я думаю, что Кертис заметил эту дрожь, потому что смотрит на Брента оценивающе. Вероятно, пытается определить, на что тот способен.
Он смотрит не на того человека.
Глава 8
Десять лет назад
Я иду, пошатываясь, по плато, в голове пульсирует кровь, в животе творится что-то невообразимое. Надеюсь, что смогу добраться до хафпайпа и меня по пути больше ни разу не стошнит.
Установлены огромные баннеры: Le Rocher Open – открытый турнир в Ле-Роше. Участники соревнований, уже с номерами, вылетают из хафпайпа. Они разминаются. Другие выполняют упражнения на растяжку, проверяют шнурки и крепления. Лица напряженные, райдеры сосредоточенно думают о заездах, которые им предстоят, и о трюках, которые они надеются выполнить. И то же самое делала бы я, если бы не старалась сдержать рвоту.
Я пыталась поесть сразу же после того, как добралась домой из бара «Сияние» вчера вечером, но в животе ничего не задерживалось. Я злюсь и больше всего на себя. Как я могла попасться на эту удочку? Мне двадцать три года, я не подросток. Это в подростковом возрасте ты можешь поддаваться давлению сверстников, но я-то должна была думать своей головой.
Из громкоговорителя грохочет хип-хоп, солнечные лучи, как кажется, пронзают мне мозг. Я прикрываю глаза рукой, мечтая о том, чтобы свернуться калачиком в темной, погруженной в тишину комнате, выспаться и избавиться от похмелья.
Парень рядом со мной вонзается зубами в спелый банан, у меня при виде этого крутит живот. Я чувствую запах банана. Я вижу операторов разных телеканалов с камерами по обе стороны от себя – Eurosport, France 3, еще парочка каких-то. Я сжимаю губы. Только бы меня не стошнило!
Я стою в очереди на регистрацию участников, слышен гул голосов, говорящих на разных языках. Когда я получаю номер, несколько девушек из тех, кто вчера был в баре, проходят мимо меня со сноубордами под мышкой. Я опускаю голову, я не хочу видеть, как они надо мной смеются.
Кто-то хлопает меня по плечу. Это Одетта, которая целует меня в обе щеки.
– Как ты?
– А ты как думаешь? – Я вопросительно приподнимаю бровь.
– В чем дело? – Она больше не улыбается, на лице непонимание.
– В водке.
– Водке?
– Которую я пила вчера весь вечер.
Лицо Одетты розовеет после моих слов. Она осматривается в поисках Саскии, не веря произошедшему. И вот Саския появляется на самой вершине в белой куртке от Salomon, готовится катиться вниз. Одетта снова поворачивается ко мне, и слова начинают литься из нее потоком. Очевидно, Саския заранее обо всем договорилась – до того, как я пришла в бар. Остальным она предложила пить воду из водочных рюмок, чтобы обескуражить конкуренток.
– Мне очень жаль, – говорит Одетта. – Я не знала.
Судя по ее выражению лица, она на самом деле не знала. Она выглядит подавленной, и я ей верю.
– А другие девушки? Они знали?
– Не думаю.
Я не могу решить, мне от этого лучше или хуже.
Саския проходит мимо, направляясь к подъемнику. Одетта глядит ей вслед, явно борясь с собой. Она не может принять, что ее подруга способна на подобное.
Я уже пропустила половину разминки. Время уходит. Я подхватываю свой сноуборд.
– Давай начинать, – говорю я Одетте. – Как тебе хафпайп?
Мы с Одеттой вместе едем на подъемнике.
Кертис пристегивает сноуборд на вершине. Стоит ему один раз взглянуть на меня, как он чертыхается.
– Я пытался тебя предупредить.
– Что? Ты знал? – кричу я.
– Я подозревал.
Саския стоит с небольшой группой спортсменов, смеется и шутит. Там Брент. И Дейл, кольцо в губе которого блестит на солнце. Во мне закипает ярость. Я целенаправленно иду к этой группе и хлопаю Саскию по плечу.
Она поворачивается ко мне лицом. Выражение ее лица напоминает мне морду кота, который живет у моих родителей. Он так смотрит, когда в нем просыпается охотничий инстинкт.
– Почему именно я? – спрашиваю я, чувствуя за спиной присутствие Кертиса и Одетты.
Все вокруг замолкают.
Я ожидаю, что Саския будет все отрицать, но она смотрит прямо на меня, в ее глазах нет раскаяния или угрызений совести.
– Потому что я могла это сделать.
– Боялась, что я у тебя выиграю?
Она не отвечает. Да это и не требуется. Сегодня я не смогу у нее выиграть, она это гарантировала.
Я в такой ярости, что мне хочется ей врезать. Я всегда играла жестко – мне приходилось, хотя бы потому, что мой брат всегда играл так, с ним в этом вообще никто не сравнится. Но он всегда играет в открытую, ничего не делает исподтишка. А это совсем другой вид игры. Может, женский? Тайный, подлый. И я не знаю, как с этим справляться.