Эдвард Мунк. Биография художника - читать онлайн книгу. Автор: Атле Нэсс cтр.№ 59

В «семейную папку» Линде в окончательном варианте вошло шестнадцать работ. По большей части это были тонкие психологические портреты членов семьи, но нашлось место и нескольким парковым пейзажам, и изображениям скульптур, и монументальному офорту с роскошным особняком хозяев. Господин и госпожа Линде пожелали, чтобы папка осталась личным достоянием владельцев и не превращалась в предмет торговли. Кольман получил свой экземпляр оттисков при условии, что после его смерти они вновь вернутся к семье Линде.

Ну а пока Кольман был жив и здоров и все так же энергичен. Ему удалось продать мунковскую «Летнюю ночь» своему гамбургскому другу за 700 марок. Этим он в очередной раз спас художника от финансовой катастрофы. Получив от него деньги, Мунк послал Голдстейну, которому изрядно задолжал, странноватое письмо:

Cher ami! ^[67]

Отныне тебе надо только сообщить твой теперешний адрес – и с моих губ посыплются золотые слова. А вот захочу ли я поведать тебе о путях свинца, для меня судьбоносных, неизвестно, но – жди.

Писано в 1902 году, в Любеке (ганзейском городе).

Затем Мунк еще раз побывал в Берлине, но пребывание в большом городе в который раз не пошло ему на пользу. Его затянул круговорот пирушек: художник много пил, и это сказывалось на работоспособности. Кольман был в отчаянии, ему кажется, что у Мунка не все в порядке с головой:

В три часа ему приходит в голову снять студию и рисовать обнаженную женскую натуру, в четыре – снять квартиру, где бы он мог хранить свои картины, вечером он хочет немедленно уехать в Париж, а придя ко мне в гости, находит вид, открывающийся из окна моей комнаты на Фридрихштрассе, настолько живописным, что собирается писать его уже на следующий день. Поневоле начинаешь задумываться: не так ли начинается помутнение рассудка?

К этому времени все, кто мог быть хоть как-то связан с Туллой или ее друзьями, стали для Мунка врагами. В Берлине по-прежнему было много скандинавов – так что враги преследовали его повсюду. Нервное возбуждение, усугубленное спиртным, нередко приводило к стычкам и публичным скандалам. Среди прочих Мунк крупно повздорил с Фельсингом, когда вносил в печатной мастерской исправления в формы. «Воздух наэлектризован, враг неподалеку – повсюду маленькие электрические разряды, у Фельсинга – мощная гроза» – так описал он это событие. Хуже всего было то, что Мунк впутал в ссору и Линде, на ходу выдумав, будто доктор и его жена выказывали недовольство печатником. Линде пришлось извиниться и заплатить обиженному Фельсингу.

Несмотря на этот и другие неприятные эпизоды, не остается сомнений, что между Мунком и семьей Линде сложились доверительные дружеские отношения. Доктор поддерживает с художником тесную переписку, извещает его о состоянии здоровья членов своей семьи, мальчики передают «дяде Мунку» приветы. Мунк в комфортной обстановке бывал приятен в общении – со своим беглым, хотя и не всегда правильным немецким языком он произвел на семью Линде впечатление «прекрасного, многосторонне развитого и образованного человека».

Линде был тонкой натурой и лучше Кольмана понимал, сколь тесно невоздержанность и подчас возмутительное поведение Мунка связаны с его чувствительностью и творческим началом. Сам Мунк в письме доктору объяснял это так: «Я словно специально выращиваю в своей душе опасные бактерии – хотя Кольман и старается изо всех сил их извести».

Главное же состояло в том, что Макс Линде не испытывал ни малейших сомнений относительно масштабов дарования Мунка. Сразу после Рождества вышла его книга, претенциозно названная «Эдвард Мунк и искусство будущего»; в нее вошли репродукции двенадцати картин и графических работ, в том числе цветная репродукция «Мадонны»! Линде сравнивал прием, оказанный критикой Мунку, с бурей негодования, которую за тридцать лет до этого вызвало творчество Мане. Он писал, что победивший импрессионизм, несмотря на все свои достижения в области техники цвета и светотени, отнюдь не является «абсолютной формулой изобразительного искусства». Импрессионистическое увлечение поверхностной стороной изображаемого постепенно сменяется стремлением проникнуть в глубину вещей, – будь то «сумеречные состояния души» или глобальные вопросы человеческого бытия. Мунк, утверждал Линде, сознательно преодолевает ограничения традиционного искусства – он изображает «отвратительное» и тем самым вносит «диссонирующий аккорд удивительной силы».

Конечно, Линде был критиком-дилетантом, но этот дилетант – пусть интуитивно – как мало кто другой разбирался в современном искусстве. Его ясный и несколько безапелляционный анализ следует рассматривать с учетом времени написания книги: шел 1902 год, когда для большинства немецких ценителей искусства импрессионизм еще был радикальным и немного подозрительным заграничным новшеством.

На обложке книги мы видим фотографию усатого Мунка с гравировальной иглой в руках. Очевидно, он успел сбрить окладистую бороду «полярника», о которой говорил Кольман. (На другой фотографии, сделанной в то же время, но с другого ракурса, отчетливо видна повязка на левой руке художника.) Мунк одобрил книгу, хотя далеко не все в ней его устроило. Он послал ее Осе – это был своеобразный жест примирения в ответ на полученное от нее письмо с упреками по поводу высказываний Мунка насчет ее «насмешливого лица». Работу Линде заметили в кругах немецких ценителей искусства. Довольно скоро в Вене вышла хвалебная рецензия – как на книгу, так и на картины Мунка, – где предсказывалось, что в ближайшем времени Мунк превратится в одного из самых влиятельных художников в немецком искусстве.

А сам Мунк тем временем наконец-то снял две комнаты в Берлине, чтобы всерьез заняться живописью. В январе Кольману удалось организовать его выставку у известного торговца картинами Пауля Кассирера.

Здоровье Мунка, однако, оставляло желать лучшего. Он подхватил «грипп» – впрочем, он часто и не совсем обоснованно ставил себе такой диагноз. Но что очевидно – плохо обстояли дела с левой рукой. Рана воспалилась, пришлось обратиться к врачу. Несмотря на это, художник продолжал работу над гравюрами для папки Линде – вероятно, по фотоснимкам; фотоаппарат Мунк купил еще весной и с тех пор много фотографировал. Линде писал ему письма и с нетерпением ожидал результатов. В одном из этих писем он подшучивает над тревогами Кольмана по поводу Мунка, но на всякий случай просит: «Не пейте так много!»

В это же время пришло известие о продаже картины в Кристиании. Одной заботой стало меньше – те несколько сотен крон, что принесла сделка, тут же пошли семье.

Случилось и еще одно приятное событие. В самом конце драматичного 1902 года Мунк познакомился еще с одним энтузиастом-ганзейцем, который незамедлительно предложил художнику дружбу, понимание и финансовую поддержку.

Густав Шифлер жил в Гамбурге, он был старше Макса Линде на пять лет, но в остальном между ними можно найти много общего. Шифлера, солидного буржуа, отца семейства, образованного человека (только, в отличие от Линде, юриста), горячо интересовало такое антибуржуазное явление, как новейшее изобразительное искусство. Однако налицо и два существенных различия. Семья Шифлера, служившего сначала окружным судьей, а потом председателем окружного суда, не славилась какими-либо художественными дарованиями. И он отнюдь не был богачом. Поэтому коллекционировал он не статуи Родена и полотна французских импрессионистов, а оттиски гравюр – в основном работы современных немецких художников.