Эдвард Мунк. Биография художника - читать онлайн книгу. Автор: Атле Нэсс cтр.№ 12

Мнения критиков разделились. Левая пресса отреагировала сдержанно. Рецензент «Дагбладет» считал, что картина написана главным образом с целью поупражняться в колорите: «С точки зрения цветовой техники довольно интересная работа, но при всем желании ее нельзя назвать готовой картиной». «Кристиания-Интеллигенсседлер», как всегда, доброжелательна к Мунку: «Цветовая палитра своеобразна, что вызывает интерес, но отношение к персонажу кажется чересчур высокомерным и несерьезным».

На этом положительные отзывы заканчиваются. Религиозно-консервативная газета «Даген» давно уже обратила внимание на Мунка как «на человека, который всеми способами добивается звания “Певца уродства”». Он изо всех сил поддерживает складывающуюся репутацию:

…Пример такого извращенного применения кисти и красок еще надо поискать. Это доведение до логического завершения всех принципов импрессионизма, настоящая сатира… Как ни расхохотаться перед таким «портретом», отрицающим сам принцип портретной живописи. А эти смехотворные пятна, одно из которых белое, должны, видите ли, изображать блики от лорнета, – вообще нечто из ряда вон выходящее.

«Афтенпостен» того же мнения: ее критику полотно «представляется какой-то мешаниной цветовых пятен, оставшихся на палитре после создания другой картины». Газета называет картину наскоро написанной и остроумной карикатурой, которой не место на выставке.

Такого мнения придерживается не только «Афтенпостен». Сам Мунк позже признавал, что представить картину его уговорил Фриц Таулов, а остальные художники были против.

Какого мнения о картине был брат Фрица – Карл, сказать трудно. Во всяком случае, он неплохо разбирался в искусстве. Как-то он весьма остроумно отозвался о картине Отто Синдинга ^[24], изображавшей лежащую на берегу треску и кружащихся над ней орлов: «ни рыба ни мясо».

Любовник и супруг встретились на выставке. Мунк условился о встрече с Милли, а пришел ее муж. «Неужели он все знает, ведь он появился минута в минуту – это не может быть случайностью».

Мунк, естественно, страшно испугался, но доктор Таулов не сказал ни слова. Мунк сделал вывод, что коварная обманщица подшутила над ними обоими: «Как она, должно быть, веселится сейчас – дьявол ее возьми!»

Роман с Милли Таулов продолжался, вероятно, недолго. На карнавале для художников в марте 1886 года Мунк, одетый монахом, танцует с юной Гудрун Лёкен. Это была одна из героических попыток продемонстрировать Милли, которая пришла на карнавал с мужем, что он совсем не думает о ней. Однако, судя по дневнику, это не так:

Его сердце щемило всякий раз, когда он на улице замечал даму в шубе. Но всякий раз оказывалось, что он принимал за нее то какую-то толстую мадам, то девочку-подростка…

Несомненно, первая любовная связь оставила глубокий след в душе Мунка. Шесть лет спустя, осенью 1891 года, он узнал, что Милли, которая к тому времени развелась с Карлом Тауловом и вышла замуж за актера Людвига Берга, больна: ей сделали операцию на челюсти. «Я застыл – каждое слово, звук, пауза отдавались ударом в голове – она, шесть долгих лет моей жизни…» Предложения он не заканчивает.

Эдвард Мунк всегда рисовал, писал маслом или делал литографические портреты женщин, которые много значили для него. И таких женщин в его жизни было немало. Некоторые их портреты стали его лучшими работами.

Но Милли Таулов не оставила следа в его живописи.

Целый год после поездки в Борре Мунк писал портрет рыжеволосой девушки, и он ему никак не удавался:

За весь год я переписывал картину множество раз – очищал холст, заливал картину растворителем, снова и снова пытался выразить первое впечатление – прозрачную, бледную кожу на белом фоне, дрожащие губы, дрожащие руки…

Мунк пишет вовсе не Милли Таулов с дрожащими в минуту страсти губами. Он пытается передать во всех подробностях атмосферу в комнате, где умирает его сестра Софи, а моделью ему служит юная Бетси Нильсен.

Это погружение в одно из самых трагических для семьи событий напоминает мучительный ритуал очищения. Но подоплекой эмоционального накала «Больного ребенка», не встречавшегося у Мунка прежде, да и ни у кого из норвежских художников до него, бесспорно, стал вихрь чувств, связанных с Милли, – он страдал от неизбежной потери любимого человека.

На том же карнавале 1886 года Мунк знакомится с фигурой демонической – моряком, философом и стенографом Хансом Егером, который за четыре года до этого вызвал настоящий скандал своим докладом о свободной любви. Со свойственной ему железной логикой Егер утверждал, что коль скоро эротическое влечение приблизительно к двадцати людям одновременно считается нормой, то, значит, моногамия лишает человека девятнадцати из двадцати возможностей реализовать себя. Можно только представить себе, как отреагировал бы на такое заявление Кристиан Мунк.

Ханс Егер был старше Эдварда на девять лет и к моменту их знакомства уже привлекался к суду за богохульство и порнографию. В декабре 1885 года вышел его роман «Богема Кристиании», который тут же изъяли из продажи, что не помешало всем желающим прочесть книгу. Мунк, между прочим, даже обсуждал ее с Карлом Тауловом. И книга, и сам писатель произвели на художника неизгладимое впечатление, хотя в романе Мунку понравилось далеко не все. Его отталкивали не богохульство и эротика и не то, что Егер, следуя провозглашенному девизу, «пишет свою жизнь», а то, как он без всякого смущения использует жизнь других людей: в частности, открыто и цинично вводит в роман историю самоубийства своего юного друга Ярмана.

Егер безжалостно обличает пороки общества – проституцию, классовые различия, консервативное воспитание. Острый ум и хорошее знание философии дают ему возможность с легкостью разрушать привычные стереотипы и предлагать модели развития, противоречащие общепринятым нормам.

Проблема только в том, что его блистательные утопии лишены понимания многообразия жизни. Например, Егер утверждает, что в «развитом обществе» возможны только две формы наказания: смертная казнь и депортация. Это значит, что все члены свободного общества, исходя из чисто логических предпосылок, должны изначально понимать необходимость соблюдения закона, а те немногие, у кого отсутствует врожденная способность к пониманию таких вещей, должны быть изгнаны или ликвидированы ради благополучия большинства.

Как все утописты до и после него, Егер готов пожертвовать конкретным живым человеком ради теоретически возможного общества будущего. Он полагает, что богемная жизнь и самоубийства людей из его ближайшего окружения – лишь способ пробудить «высшее общество» от спячки. Поэтому он без смущения приходит на похороны Ярмана с блокнотом и стенографирует речь священника, чтобы использовать ее потом в романе.

Самое главное в романе «Богема Кристиании» – описание последствий, к которым приводит подавление естественной сексуальности. Грехи буржуазного общества служат лишь фоном для картин, которые разворачивает автор.