– Хутор, – сказал Бенька, обернулся и как-то неуверенно поглядел на Алёху. Он и сам, казалось, удивился, что они так быстро дошли.
– Идём! – решительно скомандовал Алёха. А потом спросил: – У тебя арги-то ещё остались?
– Да, – Бенька сунул руку в карман и достал оттуда какой-то мешочек.
– Вот, – обрадовался Алёха. – Заплатим им и там переночуем.
– Ты старше, – подумав, сказал Бенька и протянул ему мешочек. – Обычно платят старшие.
Алёха взял, конечно. Тот оказался довольно увесистым – как полный мелочи карман. Глупый всё-таки Бенька, думал Алёха, пока они через поле, поросшее какими-то высокими и жёсткими стеблями с метёлками наверху, шли к дому. А что если Алёха сейчас деньги заберёт да убежит? Разве можно так? Хотя он ведь и так знал, что у Беньки деньги есть. Мог бы отобрать… Но всё равно, так разве делают?
– А они нас пустят? – спросил с сомнением Алёха, когда они подошли к дому. Большой, сложенный из светлого камня и неоштукатуренный, он выглядел богато и солидно. Крыльца толком не было – к двери вели две невысокие широкие ступени, у которых стоял высокий тонкий столб. Каменный, похоже.
Света в окнах не было. Неудивительно: видно, во всех деревнях ложатся рано.
– Там спят все, – сказал Алёха, поморщившись. – Неудобно как-то…
Бенька глянул удивлённо и, поднявшись по ступенькам, уверенно и требовательно постучал в дверь, в верхней части которой было маленькое зарешеченное и закрытое сейчас окошко.
Некоторое время внутри было тихо, а затем за дверью раздались шаги, окошко распахнулось, и мужской голос спросил:
– Вы что здесь?
– Мы ищем крова, – громко ответил Бенька. Мужик смотрел на Алёху, а тот не знал, что сказать. Беньке снова пришлось отдуваться: – Лошадь переломалась, нам надо переночевать.
– По ночам тут кто хочешь ноги переломает, – сказал мужик. Что-то щёлкнуло и раздался скрежет. Дверь открылась, и высокий худой мужик в длинной, до пола, рубахе – ну, не платье же это было! – велел им: – Заходите.
– Долгой жизни этому дому и людям в нём, – солидно сказал Бенька и только потом переступил порог. И прибавил: – Спасибо.
– Долгой жизни этому дому и людям в нём, – повторил Алёха, чувствуя себя довольно глупо.
Мужик при этом обалдело на него уставился – будто лошадь с ним заговорила. Алёха протиснулся мимо мужика и тоже вошел.
Внутри было совсем темно, но, кажется, достаточно просторно.
– Амарек я, – представился хозяин, ведя их куда-то вглубь дома. – Вы же голодные, наверное.
– Мы вас отблагодарим за гостеприимство, – сказал Бенька. – Серебром.
Алёха едва удержался, чтобы не отвесить ему подзатыльник. Разве можно говорить, что у тебя есть деньги? А что, если их тут ночью и прибьют? Но было уже поздно – пришлось кивнуть и подтвердить:
– Мы вам заплатим, да.
Почему-то Бенька быстро обернулся и, хотя в темноте выражение его лица было невозможно разглядеть, сделанный им жест отчётливо свидетельствовал о его сомнениях в умственной полноценности Алёхи.
– У нас тут не постоялый двор, – Амарек почему-то оскорбился.
– Он слуга и немощен головой, – быстро сказал Бенька, добавив всё-таки: – Немного. Он не хотел тебя обидеть.
Алёхе оставалось лишь глазами хлопать. Что он сказал-то такого? Повторил ведь всё за Бенькой!
– Я Карш, – представился Бенька с достоинством, и Алёха вообще язык проглотил. – А слугу Алохом кличут.
И зачем Бенька назвался чужим именем?..
– Молод ты, господин Карш, – заметил Амарек с усмешкой, а Бенька еще сильнее вскинул голову:
– Я принял род как старший мужчина!
Видимо, это была какая-то формула, потому что Амарек с почтением поклонился и пропустил Беньку вперед.
Они вошли в довольно большую комнату и остановились у порога. Хозяин отошёл куда-то в сторону – Алёха услышал непонятное постукивание, а затем увидел золотистый отблеск, и в руках обернувшегося к ним хозяина оказалась длинная и тонкая палочка с огоньком на одном конце. Огонёк этот, к Алёхиному удивлению, неожиданно давал вполне достаточно света, чтобы разглядеть всё помещение, обставленное очень просто: длинный стол, скамьи, у стены – какие-то столы с кастрюлями, тарелками, корзинками… кухня?
Закрепив палочку на какой-то деревяшке и поставив её на стол, хозяин куда-то ушёл, оставив Беньку и Алёху одних.
– Тебя надо выпороть, – сердито сказал Бенька, глядя на Алёху нахмуренно и зло.
– Чего?! – Алёха даже задохнулся от возмущения. Он-то думал, что они сдружились, а пацан снова за своё!
– Кто тебя воспитывал? – продолжал негодовать Бенька. – Праслики?
– Да что я сделал-то? – перестал что-либо понимать Алёха.
– Это же не постоялый двор! – Бенька даже руками всплеснул. – Разве платят за гостеприимство?!
– Так ты же то же самое сказал! – Алёха разозлился и, неосторожно плюхнувшись на лавку, чуть не взвыл от резкой боли в заднице и в бёдрах. И в икрах. И, кажется, вообще везде. Словно его тело приспособилось к ходьбе и на смену положения отреагировало не очень адекватно.
– Я сказал, что мы отблагодарим их, – Бенька почесал лоб и, вздохнув, тоже сел на лавку через стол от Алёхи.
– Это то же самое, – буркнул обиженно Алёха.
– Не то же, – Бенька ещё раз вздохнул, а потом махнул рукой и попросил: – Ты не разговаривай пока. Я сам буду.
– Что, вообще молчать? – съязвил Алёха.
– Да, – серьёзно сказал Бенька.
– Да пожалуйста, – уже по-настоящему обиделся Алёха.
Как бы то ни было, он тут просто слуга.
Глава десятая
Алёха вытащил из кармана найденный арг и принялся его рассматривать. Да, какой-то король. Симпатичный. Молодой еще. И чего Бенька его так боится?
– А почему ты не хочешь… – опять начал Алёха, но Бенька вдруг подскочил и требовательно протянул руку.
– Дай сюда.
– Да пожалуйста, – пожал плечами Алёха. Ну не его это деньги, пускай…
Бенька поглядел на монету и протянул её обратно. Алехе показалось – с облегчением.
– Спрячь, – велел он, а затем, положив руки на стол, лёг на них щекой и уставился на огонёк на конце палочки.
Алёха тоже сидел тихо. Он вдруг понял, что замёрз и что его одежда так до конца толком и не высохла. А ещё – что она ужасно грязная и завтра чище не станет. И что у него нет сменного белья – даже трусов, не говоря уже о носках. И что тут точно нет никакого душа или ванны. И что завтра он наденет эту же грязную одежду на не менее грязного себя.
И ведь не то чтобы Алёха был чистюлей – нет! Не раз бывало, что он и спал в одежде, и трусы носил три дня – но это же другое! Что им сделается дома, когда всей его дороги – от компа до кухни? А тут его несколько раз изваляли в луже, потом конюшня, лошадь эта… Алёха до сих пор чувствовал её запах от себя, от всей одежды почему-то, а не только от штанов. Он промок, устал, он…