– Но я же не знал, – чуть слышно простонал Алёха. – Ты молодец…
– Я испугался, – признался Бенька. – А потом ты меня – и на ветку.
– Ты уцепился. Я боялся, что ты не поймешь.
– Я понял, – и Алёха почувствовал, что Бенька улыбается. – А потом вспомнил, как на них охотятся. Из засады кидают всякое.
– И чем ты в них кидался?
– Аргами, конечно. У меня ничего больше нет.
Ну, разумеется, бедным Бенька только выглядел. Интересно, бабка его из-за денег хочет со свету сжить?
– Они теперь отстанут? Уйдут?
– Кто их знает…
Они помолчали. Праслики, успокоившись, уселись вокруг дерева. Голодные были они или нет, но валить не торопились.
– А ты меня спас, – как-то задумчиво произнес Бенька. – Да?
– Ну, – немного смутился Алёха. – Наверное. Я попытался. А ты спас меня.
– Отец говорил – за верного человека будь готов сам умереть.
«Вассал моего вассала – не мой вассал», – абсолютно не к месту вспомнил Алёха. Допустим… но Бенька-то все равно рисковал! Хотя нет. Это, вроде, не про то...
– Они глупые, – продолжал Бенька. – Но вряд ли уйдут.
– Жрать хотят?
– Нет, не думаю… они обычно охотятся ради игры. А жрут они только падаль.
«Совсем хорошо», – приуныл Алёха. Хотя при таком раскладе… или они уснут и свалятся, или… да мало ли что вообще. Сначала их надкусят, а потом, дней через пять, съедят. И никто их в этой глуши уже не отыщет…
– Знаешь, – признался Алёха неожиданно даже для самого себя, – я так долго не продержусь. У меня всё болит, так что… если я вдруг свалюсь, то и ладно. Сиди тут и жди помощи. Хорошо?
Бенька ничего не ответил, только прижался к нему сильнее.
– Обещаешь?
– Я не позволю тебе упасть, – упрямо прошептал Бенька. – Ты меня спас.
– Ну… прости, я все равно не могу больше.
– Ты! Должен! Терпеть! – процедил Бенька сквозь зубы зло и уверенно. Очень тихо, но Алёха все равно от такого тона опешил. – Ты должен. И будешь.
– Но я не могу.
Он и в самом деле был готов уже сдаться. Даже не разумом – телом. Было слишком больно. И не двигаться оказалось еще больней.
– Она умирала долго, – внезапно сказал Бенька. – Очень. И ей было больно. Она страдала. Она почти не могла ходить. Но она все равно каждый день… Никто ничего не знал.
– Твоя мать?
Бенька стиснул его предплечье.
– Она никому не давала понять, что ей больно. Вообще никому, она никому не могла доверять. Только барону Ставишу, но он тогда был со мной. А если бы она умерла… Если бы она кому-то дала понять, что ей плохо, её бы сразу же добили. Понимаешь, все считали, что она не пьёт каждый день этот яд.
– Но зачем это? – потрясенно проговорил Алёха, хотя из бессвязного бормотания Беньки мало что понял. Он даже о собственной боли немного забыл. – Это всё… твоя бабушка?
– Может быть. Это ведь только версия. То, что я слышал от барона и слуг, которые нас сопровождали.
– Погоди, – Алёха усилием воли заставил себя сидеть смирно. – Но если… если ты не знаешь, что с твоей матерью, может, она всё ещё жива? Тебе сказали, что она умерла, но ведь сам ты её мертвой не видел?
– Это необязательно, – Бенька чуть заметно покачал головой. Алёха едва это почувствовал. – Если бы она оставалась жива, мне не понадобилось бы бежать.
Всё было сложно. Очень сложно и очень запутано. Но история Беньки действительно помогла. Алёха, конечно, ему не мать, но ведь и ему, на самом деле, не так уж и больно. Даже терпимо. Он должен терпеть.
– Я сейчас покидаюсь в них, – предложил Бенька. – А ты сядь по-другому. Хорошо?
– Хорошо, – с облегчением согласился Алёха. – Спасибо тебе. Ты настоящий друг.
Даже в темноте Алёха понял, что Бенька расплылся в улыбке. Ну, или не понял, а почувствовал… может быть, ему это вообще привиделось. Или нет. Алёха не знал, но ему хотелось думать так.
– Это хорошо, – сказал Бенька, незаметно опуская руку в карман. – Когда друг.
И, развернувшись, Бенька швырнул в прасликов аргами. Те подскочили, забегали, а Алёха поменял положение. Стало легче, и он почувствовал, как кровь с новой силой забегала по всему телу.
– И тебе эти арги не жалко? – спросил Алёха.
– Нет. Подумаешь, это всего лишь деньги.
Это было, конечно же, интересно. Бенька, наверное, с трудом представлял, что такое – занятая у однокурсника тысяча. Любопытно, сколько таких тысяч он сейчас выкинул, чтобы спасти Алёху?
– Как думаешь, утром они уйдут?
Что-то такое было и в школьном курсе. Как отличить ночного хищника от дневного. Но, по крайней мере, Алёхе было ясно одно: если эти твари бодрствуют ночью, к утру должны куда-то уйти спать.
Он на это надеялся. Очень. И даже думать запретил себе о леопардах – или ягуарах, или ещё каких-то крупных кошках, которые, как говорят, могут караулить добычу сутками.
Потому что до утра было еще далеко.
Часть 2. Защитник.
Глава девятая
В кустах что-то зашелестело.
Бенька – вот у него была выдержка! И это в десять-то лет! – не шевельнулся. А Алёхе было прекрасно видно, что на тропинку выскочила какая-то неосторожная тварь, заяц, не заяц, размером побольше, лапами, кажется, подлиннее…
И замерла. Праслики тоже вскочили: они уловили новую добычу и теперь искали, где она прячется.
Заяц – нет, это создание было, кажется, больше похоже на кенгуру – спокойно, как будто ему было на прасликов наплевать, – развернулся и едва ли не со скоростью звука припустил по тропинке в ту сторону, откуда явились Алёха и Бенька. Праслики рванули за ним, причём топот этот недозаяц издавал такой, какого никак нельзя было ожидать от столь тихо подкравшегося существа.
Бенька засмеялся.
– Скочники, – сказал он. – Пока не слезай.
– А то что?
– А сейчас увидишь. Ты необразован, – заметил он скорее с грустью, чем с осуждением.
«Да я почти бакалавр!» – оскорбился Алёха. И тут же подумал, что вряд ли Беньке это слово скажет что-нибудь.
– Ты так и жил в этом вашем замке, – с непонятным упрёком сказал Бенька. – Ты ведь неглупый, но какой-то… – он пожал плечами. – Ко всему безразличный.
– А ты-то откуда все это знаешь, – обиделся Алёха, – в свои десять лет?
– Учили, – коротко ответил Бенька.
Ну да, мрачно подумал Алёха, когда ты богатенький…
По тропинке вслед за кенгуру и прасликами пронеслось какое-то сложноопределяемое стадо. С такой скоростью, что Алёха не успел ничего рассмотреть, и с таким грохотом, что он едва не оглох.