Хантер тему не продолжает: очевидно, она слишком скучная для него.
– Вина? – предлагает он, кивая Эдгару.
– Никогда не пробовала.
– Никогда? Почему?
– Зачем? Алкоголь на меня не действует, поэтому я не испытываю легкости или эйфории, как это происходит у людей.
– Ты мне еще скажи, что сексом занимаются ради детей!
Он так на меня смотрит, что в сознании тут же вспыхивают воспоминания о том, чем мы занимались в его спальне. Это даже в моих мыслях звучит двусмысленно!
– Не скажу, но волчицы занимаются им только после свадьбы.
– Большое упущение.
Большое упущение, что вино на меня не действует! Может, успокоило бы мои нервы, и я не задумывалась над каждым словом.
– И для чего пьют секс?
Предки! Я имела ввиду вино!
Глаза альфы на мгновение вспыхивают синим цветом, будто он прямо здесь собирается перекинуться в волка, но Хантер сжимает руку в кулак, и его взгляд вмиг становится человеческим. Правда, при этом едва не прожигает меня этим взглядом насквозь. Словно хочет нанизать на шпажку одной из закусок с морепродуктами, которые расположились на большом блюде на столе. Хотя, судя по истории нашего знакомства, нанизать он хочет меня на что-то совершенно другое!
От этой мысли я едва сдерживаюсь, чтобы не надавать себе по щекам, чтобы прийти в чувство.
– Ты ходишь по краю, волчонок, – говорит он, будто предупреждая, и его голос опускается до той интимной хрипоты, от которой по коже бегают мурашки.
– Алиша, – поправляю я.
– Слишком официально для тебя и наших отношений.
Я вспоминаю о своей роли, и не собираюсь от нее отказываться.
– Можно Али, раз у нас что-то вроде помолвки.
– Али. – Он смакует мое короткое имя, как смакуют деликатесы, или как люди смакуют вино. Я видела, как они зажмуриваются, делая крошечный глоток. – Мне нравится.
Эдгар показывает альфе этикетку на бутылке и, откупорив вино, наполняет его бокал розовым на один палец, не больше. Этот ритуал завораживает, увлекает, как если бы я находилась в театре. Но вместо того, чтобы попробовать первым, Хантер подвигает бокал ко мне.
– Попробуй.
– Хорошо.
– Начни с аромата.
Непослушными пальцами хватаюсь за ножку бокала и принюхиваюсь. Пахнет виноградом, персиками и немного ягодами, что растут на южных склонах, а еще булочками в пекарне дяди Рамси. Я словно чувствую на щеках жаркое солнце и ветерок, который путается в волосах.
– Пахнет летом, – говорю я и тут же исправляюсь: – В смысле, приятно.
Хантер совсем не смеется над моей оговоркой:
– Красивое сравнение. А что насчет вкуса? Совет – не спеши. Сделай маленький глоток и покатай его на языке.
Я делаю не просто глоток – глоточек, но чувствую себя странно, особенно потому что Хантер пристально следит за мной. У вина оказывается действительно необыкновенный вкус, не похожий на сок или компот. Не знаю, с чем сравнить, но точно приятный.
– Нравится?
– Да.
– Оставь его, – кивает Эдгару Хантер, и тот отходит от столика, альфа сам наполняет наши бокалы. Но от его следующих слов я едва не переворачиваю свой.
– И вино, и секс пьют для удовольствия, Али. Но ты правильно напомнила мне, что вино – не вода, его нужно пить медленно, смаковать. Наслаждаться ароматом, каждым глотком, послевкусием, которое оно дарит. Главное не добраться до пустого донышка, не захмелеть в процессе, а прочувствовать каждый бокал. Губами, языком, всем телом.
Меня бросает в жар, и дело вовсе не в системе обогрева.
– Отказывая себе в вине или в сексе, мы отказываемся от наслаждения, которое можем подарить друг другу.
– Тебе говорить проще. Ты мужчина, еще и альфа. Тебя не назовут шлюхой, потому что ты переспала с понравившимся вервольфом или, предки, с человеком!
Что-то меня понесло, и я снова выпала из образа.
– Ты хотела переспать с человеком? – холодно интересуется Хантер.
– Может быть, – вздергиваю подбородок. – Мы наполовину звери, которые должны отдаваться своим инстинктам, но почему-то все об этом забывают. Я ведь не железная. Я из плоти и крови, а не из здравомыслия и хороших манер. Но так нельзя. Так не по правилам.
– То есть, если бы не правила, ты бы занялась со мной сексом прямо сейчас?
Сегодня за ужином мне задали столько провокационных вопросов, что еще один меня совершенно не смущает.
– Нет.
– Нет? Тебя ко мне тянет.
Я смело встречаю его взгляд.
– Может быть. Но меня это скорее пугает. До паники.
– Или пугают последствия твоей раскрепощенности. Пугают правила. Кстати, я здесь для того, чтобы изменить их. Изменить устои вервольфов.
– Удачи, – хмыкаю я. – Я с удовольствием понаблюдаю, как у тебя это получится.
– Сомневаешься в моих возможностях?
Опасный вопрос от опасного хищника. Хантер обхватывает пальцами ножку бокала, а у меня чувство, что сейчас он бы с удовольствием сжал их на моей шее.
– Не в тебе, – поправляюсь я, и это правда. – Сомневаюсь, что остальные готовы принять эти изменения.
Вспоминаю начало нашего разговора:
– Ты поэтому хочешь почувствовать мой аромат? Я для тебя как бокал вина.
– Отчасти.
– Отчасти?
– Мне интересно проверить нашу совместимость.
– Совместимость?
– Истинность. Парность. Называй как хочешь. Я историк, ученый, исследователь. Это моя страсть, и меня всегда интересовала эта особенность вервольфов, которая считалась атавизмом. Утерянной, забытой, выброшенной из волчьего общества за ненадобностью. Так было до недавнего времени, пока Доминик не встретил Чарли.
Он выдает столько информации, что приходится снова переспросить:
– Чарли?
– Шарлин Мэдисон. Его жену. Пару. Истинную.
– Она человек, – вспоминаю я свадебные фотографии старейшины Экрота и его супруги, которые видела везде: в журналах, газетах и в интернете. Красивая пара, оба светловолосые, высокие, а еще счастливые и влюбленные.
И среди вервольфов, и среди людей это было что-то вроде свадьбы века. Переломным моментом. До этого вервольфы, что связывали себя браком с человеком, изгонялись из стай, потому что в таких союзах не могло быть детей, а значит, это рано или поздно могло привести к вымиранию нашего вида. Понятно, почему за такой брак жестоко наказывали. Шарлин Мэдисон стала исключением из правил, они со старейшиной сейчас ждали ребенка.