На службе Франции. Президент республики о Первой мировой войне. В 2 книгах. Книга 1 - читать онлайн книгу. Автор: Раймон Пуанкаре cтр.№ 106

В четверг, 14 января, в Бурбонском дворце Поль Дешанель, снова избранный третьего дня почти единодушно председателем палаты, заявляет уже, что одним из главных уроков военных действий будет «необходимость более сильного, более энергичного контроля, чем когда-либо». «Если бы, – сказал он, – парламент решился выступить, если бы он знал больше, Франция находилась бы сегодня в лучшем положении». Да и нет. Если парламент захочет завтра захватить в свои руки функции высшего командования, если он захочет полностью подчинить техническую компетенцию законному суверенитету, он узурпирует власть, которой он не в состоянии пользоваться, и, конечно, войны не выиграет. Но что касается контроля, энергичного и сильного, контроля правительства над поставками и вооружением и контроля парламента над правительством, то Дешанель прав: этот контроль станет более необходимым, чем когда-либо.

15 января во Францию отправляется 28-я английская дивизия. Это все, что Китченер может послать нам пока. В течение февраля за этим последуют канадская дивизия и 29-я дивизия (телеграмма из Лондона, № 68). Английский военный министр добросовестно исполняет свои обещания, данные в Дюнкирхене. Но при всем его усердии и лояльности в этом отношении мы в своем нетерпении находим эти сроки слишком долгими.

В ожидании этих подкреплений часть наших войск в настоящий момент изнурена тем чрезвычайным напряжением своих сил, которое требовалось от них. Немцы сообщают, что 13-го они взяли под Суассоном в плен 14 офицеров и 1130 солдат и захватили 4 орудия большого калибра и 4 пулемета. Вместе с добычей вчерашнего дня они насчитывают 3050 военнопленных, 8 орудий и 6 пулеметов (телеграмма из Берна № 85). Эти известия, распространяемые за границей, приводят в смущение наших сторонников.

Из Вашингтона нам телеграфирует Жюссеран, что президент Вильсон, питающий особое пристрастие к специальным миссиям, посылает в Европу полковника Хауза, который будет осведомлять его по вопросам войны и, быть может, также и мира, полковник – самый близкий друг президента, одна из тех немногих личностей, с мнением которых он считается. Полковник Хауз – уже зрелый, уравновешенный человек, с любезными манерами и, несмотря на свой титул, не занимает никакого военного поста. Он будет официально выступать перед европейскими государствами наряду с послами своей страны. Мюссеран уже уведомил его о «твердой решимости Франции и ее союзников продолжать войну до победного конца» (из Вашингтона, № 39).

До просьбе Делькассе я принял герцога де Гиза, который со времени войны вел себя как французский патриот, а теперь пришел поговорить со мной о болгарском короле Фердинанде. По случаю православного Нового года я отправил поздравительные телеграммы государям России, Сербии и Болгарии. Первые два ответили мне горячими пожеланиями. Что касается третьего, то он любезно благодарил меня, но не упомянул Францию ни единым словом. Тем не менее герцог де Гиз думает, что не следует отказываться от надежды добиться от короля лучшего отношения. Он готов сделать все, что в его силах, и попытаться убедить Фердинанда, причем использует свои родственные отношения с ним. Но роль, которую Фердинанд играл в 1912 и 1913 гг., внушает мне мало доверия к его политической честности.

Вечером 15 января Мильеран звонил мне сообщить, что был в главной квартире. Он послал Жоффру по поводу битвы при Суассоне ряд серьезных замечаний, о которых ничего не сказал мне. Видимо, они чувствительно задели Жоффра. Министр отправился в ставку главнокомандующего, чтобы объясниться с ним и в точности узнать причины нашей неудачи. Он говорит мне, что сообщит о них в совете министров.

Действительно, в субботу, 16 января, Мильеран излагает министрам, собравшимся в Елисейском дворце под моим председательством, при каких обстоятельствах произошло наше непредвиденное отступление. Командующий 14-й дивизией генерал Фейсс получил от генерала Монури и от генерала Бертело, который совсем недавно перешел из главной квартиры на боевые позиции, приказ перейти в контратаку на правое крыло немцев. Всю ночь генерал Фейсс совещался с командиром резервной дивизии генералом Бюиссоном д’Арманди; последний настойчиво указывал ему на опасность быть отрезанным в результате разлива Эны. В начале своей контратаки 14-я дивизия продвинулась вперед и взяла около ста пленных. Но среди них оказались солдаты семи-восьми различных немецких полков, и генерал Фейсс заключил отсюда, что перед ним находятся значительные неприятельские силы. Во избежание катастрофы он остановил свое наступление. Немцы тотчас же бросились на нас и помяли нас. Они хвастают теперь, что одержали большую победу.

В то же время они воспользовались этим сражением, чтобы усилить бомбардировку Суассона. Анатоль Франс с негодованием* протестует против грубого и нелепого разрушения памятников, освященных «искусством и годами». С начала войны элегантный скептицизм Анатоля Франса сменился пламенным шовинизмом, и на Новый год писатель обратился к Густаву Эрие с призывом продолжать в Guerre sociale стойкую борьбу. По поводу бомбардировки Суассона он вспоминает прелестные слова моего школьного товарища Андре Галлея (Hallays) об этом «белом, мирном, улыбающемся городе с его башней и остроконечными колокольнями на берегу ленивой реки, в лоне зеленых холмов»*. Куда девались теперь белизна, улыбка и мир?

Версия главной квартиры относительно нашего поражения оспоривается очень многими офицерами, которые поспешили рассказать парламентским деятелям, что, по их мнению, приказ о наступлении был отдан необдуманно.

Мессими, временно оставивший армию и появившийся в палате депутатов, пришел побеседовать со мной. Его военные впечатления не очень радужны. Он заслужил на поле сражения галуны подполковника и крест ордена Почетного легиона. Очень достойно ведет себя с начала войны. Но он констатирует полный разрыв между офицерами главной квартиры и офицерами-фронтовиками. «Эти господа в главной квартире находятся как бы под стеклянным колпаком, они мало знают о том, что происходит на фронте. Отдают приказы о частичных наступлениях для того, чтобы было чем заполнить сводки. Эти наступления стоят многих жертв и заранее осуждены на неуспех. Существенные результаты будут достигнуты только тогда, когда будет возможно начать генеральное наступление в секторах, выбранных с большой осмотрительностью, со свежими войсками».

Я сообщил об этом разговоре Мильерану. Он говорит мне, что, хотя Жоффр все еще продолжает считать крайне трудным создание армии для маневренных действий, тем не менее вот уже несколько дней вопрос этот по его приказу изучается. Надо думать, главнокомандующий откажется от мысли включить в полки, находящиеся на фронте, те пятьдесят батальонов, которые мы стараемся теперь сформировать. Как того требуют де Фрейсине, Думер и Мессими, как это считает целесообразным большинство членов правительства, как я сам желал бы, Жоффр, надо думать, решит создать из этих новых батальонов генеральный резерв. В настоящий момент, говорит мне полковник Пенелон, Жоффр еще не вполне примкнул к этой идее, но она его уже не отталкивает. Он взвешивает ее положительные и отрицательные стороны и примет решение только после совершенного ознакомления с вопросом.

Имел длинный разговор с директором авиационного отдела военного министерства генералом Гиршауэром. Сенатор от департамента Мааса Жюль Девелль, зять которого Жак Бреге работает по конструированию аэропланов, и редактор Matin Бюно-Варилья, информированный Мишленом, оба говорили мне, что нам грозит опасность быть опереженными Германией в производстве быстроходных аэропланов. Я прошу Гиршауэра осведомить меня о положении вещей. Он сам находит, что главная квартира не уделяет должного внимания вопросу о скоростных полетах. Я сообщаю об этом военному министру, но Мильеран снова укоряет меня, что я помимо него обратился к одному из его сотрудников. Итак, когда я во время войны стремлюсь быть осведомленным о состоянии наших вооружений, министр, в то же время один из моих старейших друзей, хотел бы, чтобы я в этом отношении имел меньше прав, чем любой сенатор или депутат: я, видите ли, не имею права без его предварительного согласия совещаться с начальником отделения. Мне думается, что, если бы мы с Мильераном поменялись ролями, он иначе толковал бы наши обязанности. Но теперь война, и для блага страны я должен мириться со всем.