— Вчера я был у Раджи. Я все знаю. Ты обманула меня. Обманула своего отца.
Лиза потерянно охнула, но Павел не дал ей сказать, он гневно взглянул на нее и продолжал:
— Я знаю, что ты была любовницей Андрона, что ты убила его из мести и из-за денег, что ты просто подставила своего дурака-отца. Я все знаю, но ты — моя дочь… К несчастью, моя. И я не могу отказаться от тебя даже сейчас, когда я узнал, что ты порочная продажная дрянь. Не перечь! — возвысил голос Павел, видя, что Лиза пытается протестовать. — Ситуация паршивая. Мне очень не понравился визит этой дамочки из Москвы. Анна Каспарова сделает все, чтобы найти убийцу, в этом я не сомневаюсь. На себя мне плевать. Я человек конченый. Хотя сдаваться без боя не собираюсь, — чуть мягче добавил он, заметив, как глаза дочери наливаются слезами. — Но вот тебя я должен спасти. Выход один — ты должна уехать. Далеко и навсегда.
— Куда, зачем? Меня все равно найдут, — губы Лизы дергались, она шумно дышала, стараясь сдержать клокочущие в груди рыдания.
— Не найдут, у меня есть план. Ты должна исчезнуть — это единственный выход. Исчезнуть с деньгами и как можно скорее. До того как отыщется труп Каспарова, — Павел понизил голос до шепота, — в ту ночь, когда мы с Сабиной вывозили труп, я и предположить не мог, что тело похитят, и положил ту каменную штуковину в ковер. Вместе с трупом. Я понимал, что на ней остались твои отпечатки, а стирать их было некогда, да и нечем. Теперь это главная улика. Понимаешь? — голос Павла зазвенел. — Раньше или позже труп найдут, найдут и этот треклятый булыжник с твоими отпечатками, и тогда тебе конец. А я не хочу, чтобы мы проиграли. Я должен отправить тебя за границу. Большую часть денег возьмешь с собой, подумаем, как их лучше вывезти. Там откроешь банковский счет на свое имя, причем в солидном банке, из которого можно перевести деньги в Европу или Америку. Поедешь не одна, с Катей, продавщицей из моего магазина. Молчать, я сказал! — прикрикнул он, видя, что дочь опять пытается возразить. — Я должен найти тело Андрона, найти и похоронить вместе с уликами. Если мне это удастся — мы спасены. Если нет, то хотя бы моя дочь будет вне опасности. Я так решил. Все! — Павел откинулся на спинку кресла, стиснул челюсти и замолчал, на его лбу заблестели крупные капли пота.
Лиза обхватила голову руками и расплакалась, ее била нервная дрожь, она громко всхлипывала, приговаривая:
— Я виновата. Папа, как я перед тобой виновата! Прости меня, папочка. Прости.
Отец молчал. Уютно потрескивали догорающие поленья, в красноватом сумраке она не видела его лица, да и не хотела видеть. Ей было страшно, очень страшно. Взяв себя в руки, она утерла слезы и, задыхаясь от душившего ее отчаяния, сбивчиво заговорила:
— Я не все тебе наврала. Все было почти так, как я тебе рассказывала. Только это произошло сразу, как ты устроил меня к Андрону. Он мне месяц проходу не давал, ухаживал, хвалил, говорил, что я толковая, что я его правая рука, и что со временем он сделает меня компаньонкой. Ну вместо тебя. Поначалу я решила его окрутить и использовать. Думала, отыграюсь за тебя, за нас, за всю семью, верну нашу долю, заживем безбедно, вам с мамой помогу. Вижу ведь, как тебе тяжело, здоровья совсем нет. Играла, играла и сама не поняла, как влюбилась. До дрожи. Как кошка. Никого кроме него не видела. Будто только он один в мире и был. Только он. Он один. Я все забросила: подруг, друзей, ишачила на этот чертов «Джитек», как проклятая, в его финансовых аферах увязла, рисковала напропалую. Тенью за ним ходила, заботилась, как о ребенке! Я же, дурочка, молилась на него, пап! А он со мной, как с дешевкой, — позабавился пару месяцев и бросил. Другая подвернулась. Ну да ты его знаешь. Знал…
Лиза перевела дух и с надрывом в голосе продолжила:
— Он предложил мне уволиться по собственному, потому что на мое место планировал взять ту, другую. Это стало последней каплей. Я пошла к Радже, попросила, чтобы он убрал эту сволочь, но тот отказал. Вместо этого предложил содрать с Андрона сто тысяч евро, шантажируя его же грязными махинациями, и на этом успокоиться. У меня в голове совсем помутилось, я не знала, что делать, бесилась от бессилия, спать перестала, есть. Я ненавидела его до исступления, я не могла с этим жить, ненависть сжирала меня изнутри, сушила мозг, выворачивала душу, и, наконец, я решилась убить его сама, отомстить за всех нас: за себя, за тебя, за всех. И денег взять. Компенсацию за глумление. Решила, будь что будет. Лучше сесть, чем жить с таким позором. Мне казалось, что я готова… — она помолчала с минуту, словно собираясь с силами, и продолжала, но уже глуше и медленнее:
— Господи, с каким же яростным наслаждением я его била! Он орал, отбивался, кровь была повсюду, а я била, била, била… Когда поняла, что он мертв — испугалась. Силы вдруг кончились. Вместе с ненавистью кончились. Увидела его мертвым, и все. Как ватная стала. Опомнилась, поняла, что меня арестуют, судить будут. Ужасно! Хладнокровной преступницы из меня не вышло. Струсила. Позорно струсила и бросилась к тебе. Мне больше не к кому было идти. Прости, папа. Тебя я тоже испугалась, не смогла рассказать все, как есть. Боялась, что не простишь. Я знала, что ты меня любил, всегда знала и не хотела упасть в твоих глазах. Духу не хватило. Ох, папа… как же больно…
В кабинете воцарилась тишина, время от времени нарушаемая лишь прерывистым дыханием Лизы да осторожными шорохами гаснущих углей. Девушка робко подошла к отцу и, не смея взглянуть ему в глаза, прошептала:
— Прости меня.
— Бог простит, — сухо отозвался Павел и поежился, как от озноба. — А теперь иди. Оставь меня. Мне нужно продумать детали. Завтра я скажу тебе, что нужно делать. Иди, — твердо повторил он, видя, что Лиза не двигается.
Дочь слабо кивнула и неслышно пошла к двери, распахнув ее, она отшатнулась.
За дверью стояла Марина, ее мучнисто-белое лицо слабо светилось в темноте. Обезумевшие глаза, опухшее от слез лицо, трясущиеся руки, судорожно перебиравшие подол фартука, — все говорило о том, что мать потрясена. Марина тяжело дышала, не сводя с дочери глаз, полных немого отчаяния и боли.
— Ты… — начала было Лиза и осеклась.
— Я все слышала, — пересохшие губы Марины с трудом шевелились.
Она ухватилась руками за стену, чтобы не упасть, собралась с силами и прошептала:
— Ты ведь своего отца убила, дочка. Ой, грех, грех-то какой! Кровосмешение, убийство… Смертный грех! Что же теперь с нами будет, Господи?
Лиза беспомощно оглянулась на сидевшего в кресле отца, тот даже не повернулся, только по еще более сгорбившейся спине можно было догадаться, что он слышал все до последнего слова.
— Кого я убила, мама? — недоуменно переспросила Лиза.
— Андрон — кровный отец тебе, глупая, — чуть слышно прошелестела Марина и медленно сползла на пол, заливаясь слезами.
Глава одиннадцатая
Ужин с Марой Ольга вынесла, хотя ее словесная канонада действовала на нервы и мешала думать. Она старательно прокручивала в голове материалы дела Каспарова, свой визит к Градовым. И чем дальше, тем больше утверждалась во мнении, что копать нужно именно Градовых. Уж слишком близко они оказались к исчезнувшему бизнесмену. Отец в свое время состоял в компаньонах Каспарова, но с ним обошлись отнюдь не любезно, а дочь еще вчера считалась его «правой рукой». Рассеянно пережевывая капустный салат, Ольга приняла решение установить за Градовыми наблюдение.