Гентианский холм - читать онлайн книгу. Автор: Элизабет Гоудж cтр.№ 93

Захария увидел ее так, как увидел в первый раз, в мягком свете фонарей, когда она кормила кошек, а потом взглянула на него. Ее рука лежала на спине Ходжа, прямой и чистый взгляд уверял в преданности. Он снова увидел ее, теперь уже сидящую рядом с ним на траве в лунном свете, она смотрела на него и спрашивала, откуда он.

— С Луны, — ответил он, а Стелла засмеялась и назвала его — Захария Мун. Он повернул ее руку и положил на нее свою, ладонь к ладони, так, словно они были половинками одного целого. Вот он видит, как она прощается с ним, подбородок опущен на калитку, по обе стороны ряд маленьких пальчиков. Снизу через решетку на него одобрительно глядит Ходж.

И опять Захария смотрит через окно конюшни, а Стелла, закутанная в свой красный плащ, лежит, свернувшись, на сене. Она посмотрела на окно, и Захария подумал, что она увидела его и улыбнулась. Потом опять закрыла глаза, и ее длинные ресницы веером опустились на щеки. Он тоже уснул и увидел тот странный чудесный сон про церковь среди моря. Он стоял и звонил в колокол, зная, что колокол был его собственным голосом, зовущим Стеллу. Она пришла, и они встали на колени в святом месте, которое было их собственным убежищем на дне моря. И в первый раз он услышал подлинный голос моря, могущественный, наполненный более увещеванием, чем угрозой, и наконец понял, что море ему не враг. Он проснулся от крика петуха. Ветер стих. Он вздохнул и повернулся, все еще тоскуя по дому, но уже без горечи, улыбнулся и заснул снова.

А корабль тем временем входил в рукав Темзы, и на востоке поднималась заря.

2

Следующие два дня прошли без происшествий, хотя и были достаточно шумными, что сильно раздражало Захарию. Ему не нравилась затея Майкла с развлечениями, и он с нетерпением ждал, когда сможет вырваться из этого сумасшедшего Лондона и снова оказаться в дилижансе, везущем его домой, в Девоншир.

Еще эти попытки Майкла показать ему Лондон с высоты птичьего полета, которые впоследствии он никогда не мог забыть. Наталкиваясь на экипажи или пробиваясь сквозь толпу, Майкл пускал в ход свой хриплый голос и длинные руки, и их путешествие по городу было столь стремительным, что дома, магазины, лачуги, экипажи, мужчины, женщины, кошки, собаки, лошади, цвета, звуки и запахи казались пролетающим мимо кошмаром и так действовали на Захарию, что у него постоянно кружилась голова. Золоченые экипажи, кучера в ливреях, нарумяненные женщины и важные джентльмены мелькали среди них и казались призраками, и рядом другой мир — толпы нищих и карманников, служащих, торговцев и туристов, заполняющих узкие улицы. Разносчики предлагали свои товары, оборванные мальчишки отпускали шутки в адрес щегольски одетых молодых людей, разгуливающих по набережным, как павлины. Повсюду слышался лай собак, а из каждой открытой двери таверны доносился гул и запахи портера и жареного мяса.

К вечеру город превратился в темную ревущую пещеру, которую освещали коптящие фонари. Эти фонари на проезжающих экипажах, факелы фонарщиков, светильники над дверными проемами и фейерверки Воксхолла могли только отчасти осветить нависший мрак и темноту. Ночью Захария ненавидел Лондон еще сильнее, чем днем. Он был благодарен, когда в субботу вечером Майкл вывел его на последнее развлечение, которое на самом деле оказалось последним. Назавтра было воскресенье, а в понедельник он будет уже на пути домой.

Уже в самом начале вечера Захария чувствовал себя не в своей тарелке. Началось с того, что Майкл стал настаивать на том, чтобы взять с собой «бычий рев» Захарии.

— Оставь эту чертову вещицу в покое, — взволнованно уговаривал его Захария. — Положи ее туда, где взял, Майкл. Она приносит несчастье. К тому же она моя, не так ли? Прошу тебя, оставь трещотку.

Но Майкла нельзя было остановить, и он с грохотом спустился по ступенькам и вышел на улицу, неся в кармане «бычий рев». В очень скверном настроении Захария последовал за ним, и они в молчании направились к ресторану, который выбрал Майкл. Поглощая жареное мясо с луком, политое портером, и уже испытывая боли в желудке, Захария понял, что до дома еще очень далеко. Казалось, что тот мир Викаборо, где люди еще наслаждаются мелодиями древних песнопений и пасут овец на спящих холмах, не имеет ничего общего с этим шумным бедламом, где он сейчас находился.

Там жизнь была единым целым, одно вытекало из другого и доставляло всем глубокое удовлетворение. Здесь жизнь была расколота. Ты не выращивал и не готовил еду, которую ел, и ты ел ее вместе с людьми, которые были тебе чужими. Там каждый фут земли, по которой ты ступал, был знаком тебе, а за окнами этого душного шумного ресторана мрачный Лондон был полон ловушек, в которые любой мог упасть без всякой надежды на спасение. Захария видел некоторые из них, когда проходил мимо — трущобы настолько ужасные, что выползающие из них создания вряд ли можно было назвать людьми.

— Что с тобой? — спросил Майкл с полным ртом.

Захария взял себя в руки. Он был здесь для того, чтобы сдерживать пылкий темперамент и острый язык Майкла и для того, чтобы тот не попал в беду, и пока Захария справлялся с этим. Было бы чрезвычайно глупо, если бы бдительность оставила его в эту последнюю ночь.

Дверь с грохотом открылась, чтобы впустить полдюжины шумных гуляк, офицеров в отпуске. Минуту они озирались по сторонам, потом увидели двоих, таких же, как и они, уплетающих мясо, и с радостными криками обрушились на них.

До первых утренних часов ночь проходила буйно, но без осложнений. У них было много денег, и развлечений в городе оказалось достаточно. Захария имел едва ли не железный желудок и бесконечный запас энергии; стоило силам на минуту покинуть его, они тут же восстанавливались с помощью галлона огненной жидкости. В перерывах между визитами в Сити, Хаймаркет, Воксхальский сад они дергали за ручки респектабельных дверей, орали, как кошки и играли в чехарду, перепрыгивая каменные столбы на тротуаре.

Это было их последней забавой, которая и привела к беде. Чехарда считалась привилегией уличных мальчишек, а не дворян, а ряд столбов находился недалеко от аллеи, ведущей в темноту, которая пугала Захарию. Он видел столбы, заметил аллею, и у него появилось дурное предчувствие еще до того, как показалась фигура Майкла, ведущего свою армию в атаку. Непонятный образом сообщение передалось трущобе за аллеей, потому что спустя пять минут орава молодых оборванцев возникла из темноты, и сражение началось.

Драка между привилегированной молодежью и оборванцами была обычным делом на лондонских улицах и не привлекала особого внимания, и эта могла бы закончиться синяками и разбитыми носами, если бы Майкл вдруг не вспомнил о «бычьем реве». Сбив с ног двух противников и освободившись, он подумал о том, что ее рев может сильно напугать врагов и привести в чувство подвыпивших сторонников. Он достал сокровище из кармана и накрутил струну на палец. Сначала мягкое жужжание, а потом дикий рев разносились все громче и громче, перекрывая крики дерущихся. Действие это произвело немедленное, но только совсем не то, какого ожидал Майкл. Никто из местных мальчишек никогда не видел и не слышал «бычьего рева». Для них это была просто небольшая вещица с закрученными струнами — инструмент для воспроизведения замечательного шума, и им сразу же захотелось добыть ее. Собравшись все вместе, они насели на Майкла.