А себя от Киры. Она была влюблена в Маэстро и, как рано созревшая девушка, пыталась его соблазнить. Даже без трусиков приходила на репетиции. И просила Павла снять ее со сцены, чтоб он увидел и почувствовал это.
Мне стыдно представлять сестру такой. Я очень люблю ее. И она не ведет себя распутно, хоть и гуляет с парнями, то с одним, то с другим… Но Маэстро не будет наговаривать!
Мы вернулись из Москвы, и я попытался все забыть. Гонорар за съемки я получил. Правда, не тот, что обещали. Павел сказал, что пришлось отказаться от части, потому что извращенцы сняли-таки на видео свою оргию, и он заплатил за то, чтобы запись уничтожили. Я принял это. Лучше получить меньше, но знать, что на тебя, голого, не пялятся старые похотливые козлы.
То было зимой. Весной мы начали репетировать постановку по мотивам «Юноны и Авось». Маэстро решил устроить грандиозную премьеру. Сценой придумал сделать водонапорную башню. До этого мы на ней тоже играли. Но показывали смешные сценки в День защиты детей и такие же шуточные представления в День Нептуна.
Маэстро хотел пригласить деятелей театрального искусства и кинопроизводства из столицы. Действующих, а не тех, кто осел в «Лире». Мы все воодушевились. За роли, даже третьего плана, велась борьба. Да и на главную претендовал еще один парень, Марк. Он красавец и хорошо поет, но Маэстро поставил его на подмену. Я все еще был его любимчиком!
Все покатилось под откос, когда я отказался сниматься в очередной рекламе. Павел увещевал меня долго. И так, и эдак уговаривал. Рисовал радужные карьерные перспективы, обещал, что ко мне будут относиться с уважением, а заплатят так хорошо, что я смогу купить телевизор «Сони» и видак. Но я не дал себя уболтать. И вместо меня в Москву поехал Димка, наш белокурый ангел, которому доставались роли сказочных персонажей обоих полов. Вернулся он в Приреченск в модном прикиде и с большой суммой денег. Правда, рекламу с ним мы так и не увидели, тогда как мою показывали.
Димка вскоре перестал ходить в нашу студию. А в конце августа он уехал в Москву. Якобы учиться в колледже. Но я видел, что его увозит дядька в возрасте на дорогой машине. Мне он показался похожим на одного из тех, что на моих глазах совокуплялись, но я могу ошибаться.
Когда до премьеры оставалась неделя, мы переместились из актового зала на башню и продолжили репетиции там. Маэстро смотрел на нас снизу и был по большей части недоволен нами. То не так повернемся, то тихо подадим реплику, и ее унесет ветер, то недостаточно близко к краю встанем… А нам страшно! Высота приличная, а у Марго фобия. Я помогал ей чем мог. Поддерживал и морально, и физически — подавал руку, если видел, что у нее начинается паническая атака, мог обнять. На меня тогда ополчились ее поклонники. И, как мне казалось, Маэстро. Я думал, он ревнует, поэтому и сердится.
Никогда он не был со мной так строг, как в тот период.
Но зато как я сыграл! С неподдельной искренностью, надрывом, глубиной… В глазах Марго я видел восхищение. И Маэстро впервые за последние два месяца смотрел на меня как раньше. Я был окрылен и думал, что у нас будет все, как прежде. Но нет.
(Хнычу сейчас, как ребенок. Хорошо, никого нет дома.)
Оказалось, что из Москвы приехали только продюсер детских программ на ТВ, режиссер театра кукол и редактор газеты «Комсомольская правда», то есть люди, от которых практически ничего не зависит. На первого разве что была надежда, но, оказалось, он ничего не решал на канале, а пристраивал деток богатых родителей.
Маэстро был недоволен конечным результатом. Он рассчитывал, что благодаря нам, своим ученикам, сможет с триумфом вернуться в мир кинопроизводства. Но и в театре готов был поработать. И даже на телевидении, к которому относится с долей брезгливости.
— Я прославлю вас, Маэстро, — успокаивал я его. Даже после всего, что между нами было, я обращался к нему на «вы».
— Нет, — качал он своей красивой седовласой головой.
— Через год я окончу школу и поступлю в «Щуку» или «Щепку», стану звездой и всем расскажу, кто научил меня актерскому мастерству.
— Не поступишь.
— Вы не верите в меня? — это было ударом. Все годы Павел твердил мне, что я гений.
— Ты талантливый. Но вас таких много. И все едут в Москву, чтобы стать звездами. Везет единицам. В основном же пробиваются блатные и беспринципные. А ты отказался даже от того, чтобы сняться еще раз в рекламе, боясь домогательств. Другой бы порадовался возможности…
— Что вы такое говорите? Порадовался?
— Да. Многие попадают в кадр через постель.
— Но не вы!
— Я был блатным. И жил в СССР, а не в этом вот дурдоме.
— Вы хотели, чтобы я отдался тем мужикам? — мой голос дрожал, но я сдерживался.
— Нет. Конечно, нет, — тут же смягчался Маэстро и дарил мне немного ласки. — Для меня ты лучший из лучших. Но я больше не знаю, как помочь тебе… Да и себе тоже.
Конечно, я переживал. И за себя, и за него. Нервничал. Играл плохо. Меня заменили Марком в одном из спектаклей. Труппа поехала в соседний город, а меня оставили, потому что я плохо себя чувствовал. Маэстро велел отлеживаться, пить чай с медом. Но я не был простужен. Я страдал!
Поэтому остался в Доме культуры. В комнате, где мы базировались. Когда-то она называлась «Залом голубого щенка». В ней играли дети дошкольного возраста. Стены были разрисованы, и с них смотрели герои мультика: пират, рыба-пила, кот и, конечно, сам щенок.
В комнату заглянула Эмма Власовна. Мы ее не любили, потому что она покоя не давала Маэстро. И не один год. Он, как считала поэтесса, увел у нее одну из подопечных, чего она не могла ему простить.
— Мальчик, ты что тут делаешь? — спросила Эмма.
— Жду ребят.
— Они поздно вернутся. Тебе разве не надо домой?
— Мама знает, где я, и не беспокоится.
Женщина зашла в комнату, закрыла за собой дверь. Мы все немного ее боялись. Эмма Власовна была некрасивой старой женщиной, донимающей Маэстро. Она могла материться, кричать, даже замахиваться на кого-то. А один раз поэтесса плюнула в начальника РОНО. Тот отправил в интернат того, кого она считала талантливым, пусть и шкодливым ребенком. На самом же деле с мальчишкой не было сладу. И только Эмма как-то умудрялась находить с ним общий язык…
Со мной она тоже попыталась войти в контакт:
— Не хочешь со мной поговорить?
— О чем?
— Как пожелаешь. Можем обсудить твою роль.
— Какую?
— Давай последнюю. — Я мотнул головой. Сейчас ее исполняет другой, и мне больно даже думать об этом. — Первую? В качестве кого ты дебютировал?