Но ответа Райка не получила. Эмма Власовна вела диалог только на своих условиях. Поэтому продолжила рассказ, проигнорировав вопрос:
— Когда я рассталась с Мастером, то вышла замуж за мужика, кардинально от него отличавшегося. Молодого, простого, сильного. Он был спортсменом-тяжелоатлетом. Гора мышц, в башке одна извилина и та прямая. Мы совершенно друг другу не подходили. Но мне хотелось контраста. Когда я отказалась беременеть в первый же год, он немного потерпел и заделал ребеночка другой бабенке, а развелись мы, когда он уже родился. Два последующих мужа были хуже. Особенно третий. Я решила подпитаться им, молодым, красивым, творческим. И ему готова была родить, а мне уже шел пятый десяток. Но этому не нужно было мое потомство, только денежки.
— Мне жаль, что ваша личная жизнь не сложилась.
— Свою не просри, Покахонтос!
— Парадоксальная вы женщина, Эмма Власовна. В вас уживаются как будто две личности: одна интеллигентная поэтесса, вторая… — говорить «рыночная хабалка» не хотелось, это оскорбление, да еще хозяйки дома, милостиво ее приютившей. — Вторая — грубиянка с рабочей окраины.
— Я и родилась в промзоне города Горького, — хмыкнула бабка. — Я так послать могу, мало не покажется! За это меня Мастер и любил. Не только за молодость, красоту и талант. — Она смачно зевнула. — Ладно, пошли укладываться. Сморило меня с коньяка.
— Яшу тут оставлять?
— Нет, конечно. Он будет лазить везде, шуметь, греметь. Я его на ночь в террариум сажаю. Бери Яшку и тащи в зал, он там стоит, на комоде.
Она так и сделала. Опустила жирное тельце дракончика в емкость размером с конуру для крупного сторожевого пса. Впрочем, в нем могла поместиться и сама Райка. Но ей указали на диван в той же комнате. Сказали, где найти одеяло, подушку и, если надо, белье.
— А помыться можно?
— Если тебя устроит холодный душ. Бойлер шумит, греется долго, а я спать хочу.
— Ладно, я просто оботрусь. — Вставать под холодную воду не хотелось.
Райка быстро привела себя в относительный порядок. Пальцем почистила зубы, трусишки простирнула, потому что сменных не имела. Кроме спальных принадлежностей и свежего полотенца отыскала в шкафу хлопковую футболку до колен. Облачилась в нее. Чем не ночная рубашка? А поутру она все постирает. Видела стиральную машинку, но если та не работает, нагреет воды и ополоснет все руками.
Застелив диван и открыв окно, чтобы дышать свежим воздухом, Райка улеглась. Думала, не уснет так сразу. Час не поздний, место незнакомое, и Яша возится. Но стоило закрыть глаза, как дрема окутала Раю. Но погрузиться в глубокий сон помешала пружина, впившаяся в ребро. Когда боль уже нельзя было игнорировать, девушка перевернулась и долбанулась носом о деревянный подлокотник. Чертыхнувшись, привстала. Ощупала лицо. Вроде не пострадало. Райка перекинула подушку на другой край дивана, стала укладываться, и тут увидела Эмму Власовну. Старушка шла от дома к калитке. Без ходунков, только с тростью. И что-то бормотала себе под нос (ее губы шевелились). Райка глянула на телефон. Прошло пятнадцать минут с того момента, как она улеглась. И это хорошо, потому что впереди целая ночь!
А бабка… Бабка пусть гуляет! Может, у нее старческая бессонница? Или она встречается со старичком-лесовичком?
Конечно же, мудаком, как все ее бывшие…
Глава 8
Он купил цветов. Не ко дню рождения или 8 Марта. Просто так…
Выбрал красивый букет из роз, довольно дорогой. Наташа любила желтые цветы, но Коля помнил, что это цвет разлуки, поэтому выбрал розовые. По словам флориста, они символизировали восхищение и нежность чувств. А как дивно они пахли!
Ему хотелось помириться с женой хотя бы потому, что впервые за долгие годы ему понравилась другая женщина. Не просто показалась приятной, она зацепила! По всей видимости, парад планет не закончился, и судьба преподнесла ему еще один подарок — влюбленность.
Крохотная татарка с раскосыми глазами и розовыми волосами привлекла внимание Грачева сразу. Он направлялся к супермаркету, но вместо этого зашел в кафе, взял стакан сока и салат. Потом заказал форель. А когда смог уговорить девушку присоединиться к нему, из кожи вон лез, чтобы казаться спокойным, тогда как внутри творилось что-то катастрофическое: рушилось, низвергалось, взрывалось, вздымалось…
Она казалась ему такой красивой, эта крохотная татарка. Даже изъяны ее внешности были изюминками: и плоский нос, и опущенные веки, и упрямая морщинка меж бровей. Кто-то бы сказал, она старит и придает угрюмый вид. А Коле хотелось поцеловать в нее Райку, чтобы она расслабилась, а потом засмеялась, и глаза ее скрылись под складочками кожи. А из-под них торчали бы только длинные, прямые как палки ресницы.
За весь день Наташа ему ни разу не позвонила. Как и он ей. И поздним вечером Грачев вернулся домой.
Он открыл дверь своим ключом, тогда как обычно звонил в домофон и его встречали на пороге. Заслышав шум в прихожей, из детской выбежал Мишаня. Обнял отца, начал что-то рассказывать. Усадив его на плечи, Коля направился в кухню. Жена находилась там. Она пила чай, смотрела телевизор. Увидев мужа с букетом, удивилась: глаза стали большими, рот приоткрылся. И Коля заметил, что она его подколола. У Наташи были красивые, но суховатые губы. А сейчас сочные. Значит, делала инъекции в них. И не вчера-позавчера, потому что никаких красных точек или синяков. Прошло уже как минимум дней десять. А он и не обращал внимания…
— Прости, — сказал он и протянул букет.
— И ты меня! — Наташа порывисто подалась вперед и поцеловала Колю своими новыми, чувственными губами в щеку. — Очень красивые цветы, спасибо.
Коля опустил сына на пол. Тот через пару минут унесся обратно к себе в комнату, где его ждали игрушки-трансформеры и лего-город. Парнем он был самодостаточным, от родителей много внимания не требовал, только засыпать любил не один, а рядом с кем-то из них и желательно под сказку.
— Будешь яичницу? — спросила Наташа.
— С удовольствием.
Он знал, что остался еще рассольник, ведь его никто, кроме Николая, не ел, но понял, что Наташа не предлагает его, чтобы не будить негативных воспоминаний о вчерашнем вечере. Наташа вообще не собиралась его баловать ужином, но раз муж принес букет и извинился, она постарается.
Грачев сполоснулся, накинул на себя махровый халат. Когда вышел из ванной, по квартире разносился запах жареного. Зайдя в кухню, увидел на плите сковородку с яичницей и еще одну: на ней поджаренный с чесночком ржаной хлеб. Наташа, как идеальная хозяйка, могла превратить залежалый продукт во вкуснятину. Зачерствевший батон размачивала в молоке и делала гренки. Заветренный сыр натирала, смешивала с мелко порубленной зеленью, вареными яйцами, заворачивала в слоеное тесто и выпекала то ли кальцоне, то ли самсу. Из сваренного, но позабытого риса готовила запеканку. То была не жадность, а домовитость. За нее Леша уважал жену. Плохо, что она осуждала безалаберных (по ее мнению) хозяек. К ним относилась и свекровь. У той постоянно что-то прокисало или протухало, и она выбрасывала продукты. А несвежие скармливала бездомным собакам. Наташа же не могла понять, как можно допустить такое: дать пище испортиться. Понимаешь, что не съешь много, не готовь.