Бремя феодала - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кусков cтр.№ 42

Полчаса. Час. А мы всё плутали и плутали, встав по сигналу егерей в цепь. Лесок непростой оказался, какой-то вытянутый, деформированный. Орки не любят леса, вот их тут в своё время и понасадили.

— Граф, потеряли! Потеряли! — испуганно доложил десятник егерей.

— За мной! — скомандовала эльфа и выдвинулась вперёд.

Эльфы славятся как следопыты, в людских землях полно их наёмников. Молча последовали за Наташей, никто даже не переспросил меня, да и я не возражал бы. Дождь кончился, но тут лес, листва — с деревьев активно капало. Плащ промок. Поддоспешное бельё превратилось от влаги и пота в тряпку, что хоть сейчас выжимай. Чешуя, такая надёжная и мощная при конной сшибке, одеревенела, налилась тяжестью и тянула к земле, я еле переставлял ноги под её весом. Но шёл и шёл вперёд на командно волевых.

Гикание Эльфы. Наташа вскинула лук и выстрелила. Мои засуетились, но я пока ничего не увидел — чёртовы узкие прорези барбюта!

Бумц! Бумц!

И вот я лежу на мокрой земле. Вокруг крики, ругань, кто-то орёт. Наконец, активные звуки стихли.

— Граф, всё нормально? — Лицо Сигизмунда. С меня начали снимать шлем. — Всё нормально?

— Да.

— Везучий сукин сын! — А это восхищённо прокомментировал Лавр, что-то на моём теле щупая. Обо мне, но я не обиделся. — Не пробила!

— Знамо не пробила! — А это Бьёрн. — Мокро. Тетива отсырела. Где ей силу на разгон и удар взять? — Кажется, это он про стрелу.

Я приподнялся, посмотрел. Грудная часть, где пластины утолщённые, ибо место опасное, куда меня только что ударило, была повреждена. Стрела вырвала с мясом одну из пластин, оторвав вместе с куском кожи, к которому та крепилась, но это и все вражеские успехи.

— А это вторая. Вона как! — Лавр повернул барбют правой стороной ко мне. На шлеме отчётливо была видна вмятина с отточенным следом острия широкой бронебойной стрелы.

— В рубашке родился, — усмехнулся я, беря в руки шлем и исследуя. Дедов барбют спас, не зря он мне тогда в Аквилее так понравился. «Спасибо, дед!» — прошептал я про себя, ибо Ричи был частью меня, его память я воспринимал, как свою.

— Они знали, кто ты, — а это присела рядом Эльфа, в руках её был лук.

— Не! Они выбрали того, кто в самых богатых доспехах! — а это сзади неё подошёл Йорик, держащий в руке окровавленный меч. — Сеньор граф, один ушёл, но он ранен. Стрела в руке осталась. — Кивок на Наташу. — За ним пошли егеря. Догоним.

— Отлично. Ладно, тогда ты тут командуй, а я к Клавдию. Проверю, что там.

К ночи разбили палатки. Разожгли костры. Трое наших были ранены, один даже серьёзно — в него в лесу тоже попала стрела, и повезло не как мне, но эльфа заверила, выживет. Броня здесь рулит, и пока не будет изобретён порох, мы, носители консервных банок, будем жёстко доминировать над теми, у кого их нет.

Мне погрели воду, поили горячим вином с перцем. Но я лежал в палатке, переодетый в сухое, тщетно пытаясь понизить температуру тела. Рядом сидела эльфа и щеняче смотрела в глаза.

— Я не могу, Рикардо, — оправдывалась она. — Просто не могу. Не получается. Срастить кости — могу. Помочь быстрее зажить ране — могу. И даже с простудой могу. Простуда это легко. Но это… — Покачала головой. — Организм должен лечиться сам. Мы не всемогущи.

— Я попытаюсь. — Я через силу выдавил довольную улыбку. — Я сильный!

Следующее, что помню, как меня грузят на телегу. А затем на телеге трясусь… Куда-то. Проезжая мимо огромного дерева, увидел ряд свисающих с веток трупов. Почему-то запомнил, что их шестнадцать — об этом говорил возница… Кому-то, кто был рядом.

Потом была качка. А ещё потом я играл в футбол. Двигался медленно-медленно, как в затяжном кадре, в замедленной съёмке. И вокруг также медленно, с натягом, ревели трибуны. Тысячи людей, сотня тысяч, кричащих в замедленном режиме. При этом звук не уходил в басы, как обычно происходит, когда замедляешь скорость воспроизведения. Они просто кричали… Растянуто. Но плавно. А-а-а-а-а-а-а-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы… А я всё бежал, медленно-медленно, снова преодолевая сопротивление, за мячом, и даже иногда попадал… Медленно и тягуче отправляя неповоротливый мяч в медленный полёт. Но никак не мог прекратить этот кошмар.

— Держись, Ричи! Держись, Рикардо, сукин сын! — говорил со мной кто-то, когда затяжной футбол на время заканчивался. — Ты такое начал, это нельзя бросать на полпути! Держись, парень!..

Но мне было глубоко фиолетово.

Всё закончилось внезапно. Я… Проснулся. Сны, один не проходящий кошмар… И просто р-раз, и закончились!

Рывком сел на кровати, сразу же ощутив от этого действа головокружение. Рывок был сделан на адреналине, и после оного навалилась слабость — оставалось упасть назад, на промокшие подушки.

Сам я был мокрым насквозь, хоть выжимай. Так бывает, когда резко падает высокая температура. Слабость себе объяснил тем же.

— Очнулся! Очнулся! Сеньора, его сиятельство очнулся!.. — женский голосок рядом. В углу сидела и дремала незамеченная мной сразу незнакомая служанка в чепчике и белом переднике. Вскочила, побежала куда-то прочь из комнаты. Не ко мне а от — значит боится меня трогать, сразу на начальство выход.

Комната. Огляделся. Кровать не «графская», без балдахина. Балдахин тут неотъемлемая часть кровати благородного, мода такая. Значит дом не просто не аристократа, но, скорее всего, вообще не богатого человека. Или человека, пытающегося демонстрировать показную скромность — церковь такое приветствует. Размеры комнаты скромные, что подтверждало догадку. Обустройство не роскошное, но, в принципе, явно не крестьянская халупа. Хотя и без изысков. Добротный шкаф. Пол — отёсанные полудоски. На стене — оленьи рога. Рога это серьёзно, это заявочка — охота во владениях благородных для быдла запрещена. Добротный стол. Стены оббиты не сильно дорогой, но тканью, а ткань в средневековье стоила не так уж недёшево по меркам двадцать первого века. Тут это аналог наших обоев, и быдло их позволить себе не сможет. Перед дверью — плотная портьера. Окно распахнуто, в комнату заходит свежий апрельский тёплый лесной воздух, заглядывает яркий утренний свет и слышится щебет мириадов далёких и не очень птиц.

— Где он?! Где?! — раздался за дверью бас моего детинушки, который через пару секунд ввалился внутрь. Подбежал к кровати, бухнулся рядом на колени, прижавшись щекой к моей руке.

— Живой! Живой, родимый! Вашсиятельство, как же мы без тебя боялись! Как же мы за тебя молились!..

Наверное, для человека двадцать первого века это ненормально, когда взрослый огромный качок стоит перед твоей кроватью на коленях и, рыдая, вытирает слёзы тыльной стороной твоей ладони, показывая этим щенячью преданность. Но я уже достаточно Рикардо, чтобы понять местные реалии и лишь умильно улыбнуться.