Любовь в Серебряном веке. Истории о музах и женах русских поэтов и писателей. Радости и переживания, испытания и трагедии…

С.С. Шамардина

М.А. Денисова

С Марией Маяковский действительно в первый раз встретился в Одессе. Еще один из участников турне футуристов, Василий Каменский, вспоминал: «Он совершенно потерял покой, не спал по ночам, и не давал спать нам.

Бурлюк говорил ему прямо:

– Напрасно страдаете, Владим Владимыч. И нас зря мучаете. Поверьте, – из первой любви никогда ничего не выходит. Это известная истина».

Марии тогда было восемнадцать лет, она училась живописи в частной студии. Каменскому запомнились ее «замечательные сияющие глаза». Видимо, понимая, что времени в обрез, Маяковский уже через несколько дней делает Марии предложение.

Старший и многоопытный Бурлюк, разумеется, прав. Ничего не получилось. Кроме стихов. Мария не ответила на любовь поэта-гастролера. Она уже собиралась замуж за другого. В поэме мы читаем:

Вошла ты,

резкая, как «нате!»,

муча перчатки замш,

сказала:

«Знаете —

я выхожу замуж».

Марию ждала долгая жизнь, полная перипетий. Она уехала из Одессы в Москву, училась в знаменитом ВХУТЕМАСе (Высшие художественно-технические мастерские), ездила с мужем в Швейцарию, где брала уроки живописи и скульптуры, затем стала руководителем художественно-агитационного отдела Первой Конной армии, вышла замуж во второй раз – за члена Реввоенсовета Первой Конной Ефима Щаденко. Делала портреты мужа и других командиров Гражданской войны, в 1932 году закончила скульптурный портрет Сталина. В 1944 году тяжело больная Мария Александровна покончила с собой.

Две эти влюбленности были подобны влюбленности шекспировского Ромео в Розалинду перед встречей с Джульеттой. Но, возможно, у вас возник вопрос – пристойно ли посвящать женщине стихи, вдохновленные не ею? Во всяком случае, такой вопрос возник у Лили. Что же ответил ей Маяковский? «Когда я спросила Маяковского, как мог он написать поэму одной женщине (Марии), а посвятить ее другой (Лиле), он ответил, что пока писалось „Облако“, он увлекался несколькими женщинами, что образ Марии в поэме меньше всего связан с одесской Марией и что в четвертой главе раньше была не Мария, а Сонка. Переделал он Сонку в Марию оттого, что хотел, чтобы образ женщины был собирательный; имя Мария оставлено им, как казавшееся, ему наиболее женственным»

Перистое «Облако»

Но на первых порах в Маяковского, а точнее – в его поэзию влюбился Осип Брик. Лиля вспоминает: «С этого дня Ося влюбился в Володю, стал ходить вразвалку, заговорил басом и написал стихи, которые кончались так:

Я сам умру, когда захочется,

и в список добровольных жертв

впишу фамилию, имя, отчество

и день, в который буду мертв.

Внесу долги во все магазины,

куплю последний альманах

и буду ждать свой гроб заказанный,

читая „Облако в штанах“».

И поскольку «Облако…» не хочет брать ни одно издательство, он решает издать его сам. «Цена вопроса» оказалась вполне приемлемой, при условии экономии. Лиля Юрьевна вспоминает: «Принцип оформления был „ничего лишнего“, упразднили даже знаки препинания. Смешно сказал лингвист, филолог И.Б. Румер, двоюродный брат О. М.: „Я сначала удивился, куда же девались знаки препинания, но потом понял – они, оказывается, все собраны в конце книги“. Вместо последней части, запрещенной цензурой, были сплошные точки».

Что же не понравилось цензорам? Конечно, финал, в котором «лирический герой» вновь добирается до самого Бога, но уже не плачет, не целует ему руки, не умоляет, «чтобы каждый вечер над крышами загоралась хотя бы одна звезда». Теперь у него к Богу более серьезный разговор:

Всемогущий, ты выдумал пару рук,

сделал,

что у каждого есть голова, —

отчего ты не выдумал,

чтоб было без мук

целовать, целовать, целовать?!

Я думал – ты всесильный божище,

а ты недоучка, крохотный божик.

Видишь, я нагибаюсь,

из-за голенища

достаю сапожный ножик.

Крыластые прохвосты!

Жмитесь в раю!

Ерошьте перышки в испуганной тряске!

Я тебя, пропахшего ладаном, раскрою

отсюда до Аляски!

Кстати, сначала поэма так и называлась «Тринадцатый апостол», но это название стало первой жертвой цензора. Маяковский писал: «Облако вышло перистое. Цензура в него дула. Страниц шесть сплошных точек». Позже в предисловии ко второму изданию он рассказал эту историю более подробно: «Когда я пришел с этим произведением в цензуру, то меня спросили: „Что вы, на каторгу захотели?“ Я сказал, что ни в каком случае, что это ни в коем случае меня не устраивает. Тогда мне вычеркнули шесть страниц, в том числе и заглавие. Это – вопрос о том, откуда взялось заглавие. Меня спросили – как я могу соединить лирику и большую грубость. Тогда я сказал: „Хорошо, я буду, если хотите, как бешеный, если хотите, буду самым нежным, не мужчина, а облако в штанах“… Люди почти не покупали ее, потому что главные потребители стихов были барышни и барыни, а они не могли покупать из-за заглавия».

Просто удивительно, почему мысль о цензуре не пришла в голову ни Маяковскому, ни Брикам, никому из их друзей, до того как они встретились с цензором. Все же они тогда были еще очень молоды.

Улица надежды

В итоге Брик издал не только ставшее «перистым „Облако“», но и новую поэму Маяковского, уже всецело вдохновленную Лилей и ей же посвященную, – «Флейта-позвоночник», и в придачу – альманах «Взял». Лиля пишет: «Володя давно уже жаждал назвать кого-нибудь этим именем: сына или собаку, назвали журнал. В журнале печатались: Маяковский, Хлебников, Брик, Пастернак, Асеев, Шкловский, Кушнер».

Когда Маяковского все же призывают в армию, Брик устраивает его в ту же автомобильную роту, в которой «служит» сам, не уезжая из Петрограда. Маяковский поселяется недалеко от Бриков. Они – на Малой Итальянской, в 1902 году переименованной в улицу Жуковского, он – на Надеждинской, которая после его смерти станет улицей Маяковского.